Монстр в ее постели

Все ситуации, имена, локации и реалии нарочно искажены во избежание совпадения с реальными людьми и ситуациями.

Глава первая

Даша

Сегодня, первого сентября, в мой дом вошел монстр, и жизнь безвозвратно изменилась.

Я сижу на кухне, пью чай и улыбаюсь осеннему дождику. Обычно он навевает уныние, но сегодня мне радостно: Ваня пошел в школу. Я привела брата на линейку и с гордостью смотрела, как он вместе с хорошенькой одноклассницей несет колокольчик. Мы прошли долгий путь к этому дню.

Кто бы мог поверить, что восемнадцатилетней девчушке, едва-едва закончившей школу, удастся не просто воспитать маленького четырехлетнего брата, но и добиться того, чтобы он пошел в обычную школу. Ване прочили интернат, да о чем вообще можно говорить, если от него отказались даже родители?

Впрочем, во мне говорит обида. Не сын с задержкой речевого развития стал причиной их равнодушия. Мама с папой наигрались в семью. Теперь они оба строят свои жизни, и всех все устраивает. Папа за границей, у него новая молодая жена. Мама в столице, покоряет мир тренеров личного роста и гуру саморазвития, учит прорабатывать денежные блоки и направлять правильные посылы Вселенной.

А мы с Ванькой в родном городе, живем, как умеем. И денежный блок у нас один: денег все время не хватает.

Но брат теперь первоклассник, и я чувствую, что впервые за много лет счастлива. Конечно, мне до одури страшно: а вдруг его будут обижать? А вдруг он ни с кем не подружится? А вдруг застесняется и не сможет ответить учителю? Я то и дело поглядываю в классный чат, страшась увидеть там «Дарья Сергеевна, заберите Ваню Богданова, ему здесь не место».

Конечно, там такого не напишут. Я просто параноик.

Но я даже не взяла на сегодня клиентов, чтобы ненароком не отпилить никому палец.

Уроки продлятся до одиннадцати, а потом они вместе с классом пойдут на праздник и в кино, так что забирать Ваню только к четырем, и я не знаю, чем себя занять. Даже есть не хочется, хотя в желудке сегодня не было ничего, кроме чая.

Неожиданно я вздрагиваю от странного звука ворочающегося в замочной скважине ключа.

Ваня?! Он что, ушел из школы и пошел домой один?!

Стоп. У Ваньки нет ключей…

На негнущихся ногах, чувствуя, как сердце в груди готово остановиться от страха, я выхожу в коридор, и в этот же момент ручка двери опускается. Несколько мгновений, когда дверь открывается, но входящего еще не видно – самые страшные в моей жизни.

Хотя потом, когда в квартиру заходит мужчина, мгновения превращаются в панический, непрерывный страх. Это не ошибившийся этажом сосед, не отец и даже не полиция. Человек, который вломился в мой дом, выглядит жутко: в черной толстовке, с огромным рюкзаком за спиной. Небритый, хмурый, с дикой злобой во взгляде. При виде таких переходят на другую сторону дороги, таких показывают в криминальной хронике по телевизору. При виде него я чувствую, будто кто-то схватил меня за горло, перекрыв доступ кислороду. Я должна закричать, позвонить в полицию, но могу лишь сдавленно спросить:

– Кто вы такой?..

Он с явным раздражением фокусирует на мне взгляд.

– Полагаю, отныне твой сосед. Давай, выгребай свои манатки из комнаты.

Что? Что он такое несет?!

– Это моя квартира! Немедленно убирайтесь, иначе я вызову полицию!

Вместо ответа он бросает мне в лицо какую-то папку и, не разуваясь, проходит в зал.

– Я сказала, уходите!

– Закрой рот, сделай одолжение. Я дал тебе решение суда. Я имею право здесь жить, и тебе придется с этим смириться. Будешь верещать – получишь по губам. Нет настроения разводить с тобой сопли.

Открыв рот, я смотрю, как незнакомец бросает на пол рюкзак, стягивает толстовку и ложится прямо в уличной одежде на мою постель! Я не успела заправить диван, собирая Ваньку в школу, и как раз собиралась сделать это после завтрака, а он просто взял и завалился, как к себе домой.

По правде говоря, когда я впервые его увидела, то решила, будто это грабитель или какой-то наркоман, а сейчас шок прошел, и кажется, будто все совсем не так просто. Вместо страха (хотя меня все еще трясет) я чувствую злость.

– Районный суд города… по иску о восстановлении права пользования жилым помещением… Исаева Вадима Егоровича… Исковые требования удовлетворить в полном размере. Признать Исаева Вадима Егоровича вынужденно утратившим право пользования жилым помещением по адресу…

И дальше идет мой адрес. Смысл прочитанного доходит не сразу и не весь.

– Я не понимаю… что это значит? Мы купили эту квартиру, о каком праве речь?

– О таком, милая моя. Я здесь жил, был прописан. Потом выписался. А теперь вернулся и суд постановил, что я имею право здесь жить.

– Это бред!

– Можешь считать себя сумасшедшей, мне насрать. Дверь закрой с той стороны.

– Выметайтесь из моей квартиры! – кричу я, окончательно разозлившись. – Не знаю, что это за чушь, но…

Он вдруг поднимается, и злость снова сменяется страхом. Исаев выше меня и крупнее раза в два, он выглядит так, словно… меня осеняет жуткая догадка.

– Почему вы выписались из квартиры?

– Потому что я отсидел. По сто пятой статье. Если не соображаешь, погугли. И лучше тебе закрыть рот и дать мне поспать. Отныне и навсегда открывать его ты будешь только чтобы начать сосать, понятно? Вышла вон!

Я вздрагиваю, когда он срывается на крик. Я еще никогда не чувствовала такой ледяной, обжигающей ненависти.

В довершении слов Исаев грубо разворачивает меня к выходу и буквально выпихивает в коридор, с грохотом закрывая за мной дверь. Несколько минут я просто смотрю в стену, и меня трясет от пережитого.

Этого не может быть. Это какой-то сон. Страшный, неправдоподобный сон.

Я не могу оставаться с ним в одной квартире, поэтому быстро собираюсь и еду по адресу, написанному на листке с решением суда. В душе еще теплится надежда, что там понятия не имеют, что происходит. Очень удивятся написанному и посоветуют вызывать полицию. И уже к вечеру психа не будет в моем доме.

По дороге, сидя в шумном трамвае, я гуглю сто пятую статью. По коже проходит мороз и руки слабеют.

"Убийство".

Человек, который сейчас находится в моей квартире, спит в моей постели, убийца.

Господи, во что я вляпалась?! И почему на нас с Ваней снова обрушилось больше, чем мы можем вынести?

Оказывается, попасть в здание суда не так уж просто. На входе рамка и охранник дотошно расспрашивает, зачем я пришла. К счастью, лист с подписью и печатью его убеждает, и я оказываюсь внутри, понятия не имея, что делать дальше.

Чувствую себя полнейшей идиоткой. Как можно было дожить до такого возраста и не уметь постоять за себя?!

– Извините! – Я ловлю какую-то девушку. – Как мне найти судью… Федотовскую?

– А что вы хотели? Я ее помощник, Киры Андреевны нет на месте.

– Я хотела спросить вот об этом. Сегодня в мою квартиру завалился какой-то жуткий мужик и сказал, что имеет право там жить. Как это возможно и как обжаловать?

Девушка берет лист с решением и бегло просматривает, слегка хмурясь.

– Да, я помню это. Это значит, что, несмотря на утраченное право собственности, истец сохраняет право пользования квартирой. Потому что выписался из нее вынужденно, для отбытия наказания в местах лишения свободы.

– Но он не собственник!

– Да, поэтому за ним сохраняется только право проживания. Он не имеет доли в квартире, но может там жить.

– Но… но он же сидел! Как я буду жить там с ребенком?!

Девушка смотрит с сочувствием, но неутешительно качает головой.

– Вы можете подать апелляцию, конечно. Но маловероятно, что решение отменят. У нас, к сожалению, несовершенные законы. Если человек сел в тюрьму, это не значит, что он утратил свои права. Тот, кто продал вам эту квартиру, должен был сообщить о том, что ранее в ней был зарегистрирован осужденный. Боюсь, вас просто обманули.

– И что теперь делать?

– Если вы собственник, попробуйте подать апелляцию. Либо договоритесь с Исаевым. Снимите ему отдельную квартиру, это решит вопрос с проживанием рядом. Но законными методами вы его еще долго не выселите.

– А сделку по продаже можно откатить? – осенило меня. – Если мы докажем, что не знали про сидельца? Что продавец умолчал!

– Вам лучше обратиться к профильному юристу. Я не смогу помочь, простите.

Я закрываю глаза, чтобы слезы не пролились. У меня нет денег на юриста. Ровно как нет денег и на съем отдельной квартиры внезапному соседу. И я даже не собственник: чтобы подать апелляцию, надо звонить отцу.

Часть меня верит, что папа тотчас примчится. Едва узнает, что рядом со мной и братом живет убийца, вышедший из тюрьмы, немедленно приедет и защитит нас от всех бед.

Но папа. Не берет. Трубку.

Я звоню снова и снова, слушая осточертевшие гудки. Сижу возле ворот и плачу, жалея себя, Ваньку, нашу с ним небогатую, но уютную квартиру.

Папа сейчас наверняка занят. Или спит? Правда в том, что я понятия не имею, в какой он стране и в каком часовом поясе. Зато отлично помню, как радовался он доставшейся по бросовой цене квартире.

– Не хуже, чем новая, а стоит меньше двух лимонов! – страшно гордился он.

Вот она, цена экономии. Хозяин просто "забыл" упомянуть, что в квартире прописан еще кто-то.

Сил почти не осталось, они все вытекли вместе со слезами.

Когда звонит напоминание, я, пошатываясь, бреду в школу, за братом.

Понятия не имею, где мы сегодня будем ночевать и как жить дальше.

Но не возвращаться ведь туда, где находится убийца. Это звучит как начало кошмара.

Вадим

Адвокат предупреждал, что в моей квартире живет какая-то баба, но, если честно, я представлял ее себе не так. В воображении это была такая классическая тетка за сорокет, в растянутом выцветшем халате. Одна мысль о том, чтобы прожить в ее компании несколько месяцев, ввергала в уныние. Поэтому когда я открывал дверь, удивляясь, что новый владелец квартиры даже не удосужился сменить замки, я ждал нечто.

И тут из кухни выплыло ЭТО.

Худенькая, невысокая блондинка с огромными испуганными глазами и небольшим шрамом на нижней губе, почему-то придающим ей еще больше трогательной беспомощности. Она выбесила даже не тем, что впала в истерику, узнав о новом соседе, а тем, что оказалась юной и красивой.

Мне не хочется лукавить, в планах есть как следует натрахаться с какой-нибудь шлюшкой. Но сначала надо достать денег, потом уже разбираться с инстинктами и удовольствиями. Десятка, занятая у адвоката, уйдет на первое время, и за это время надо вернуть свое бабло.

А в перспективе бабло, бизнес, жизнь.

Отомстить лживой сучке. И свалить из гребаной страны, которая годится лишь на то, чтобы драть налоги.

Блондинка по соседству здесь совсем не в кассу. Я не насильник, но смесь ненависти к бабам в принципе и трехлетнего вынужденного воздержания – адский коктейль. Хотелось бы, чтобы рядом не маячил катализатор.

Короткий сон немного приводит в себя. Сколько я не спал? Несколько дней. Перед освобождением и после, нажравшись в сопли, не веря, что это вообще возможно. Пока что это не свобода, у меня ничего нет, кроме призрачного права жить в старой квартире. Она совсем не изменилась, здесь даже не сделали ремонт.

Я поднимаюсь и бреду в ванную, чтобы умыться. Из зеркала смотрит жуткая рожа: небритый, с кругами под глазами. Есть, чего испугаться. Но сил приводить себя в порядок нет. Адски хочется жрать.

А еще действовать. Когда я думаю о том, что скоро сделаю все, о чем мечтал в тюрьме, начинают дрожать руки. Чтобы отвлечься и не свихнуться, я изучаю свое новое жилище.

В холодильнике нихрена нет. Замаринованная сырая курица, пара йогуртов и каких-то детских кексов, пачка молока и упаковка сосисок. Вот их можно сожрать, с ними не надо возиться. А больше на кухне ничего интересного нет.

В коридоре на тумбочке валяются квитанции и документы. Из них я узнаю, что соседку зовут Дарья Богданова. Я понятия не имею, сколько ей лет, но по виду едва ли больше восемнадцати.

Квартира многое может сказать о человеке. Открыв дверь в маленькую комнату, я ругаюсь сквозь зубы. У этой Дарьи есть ребенок. Это понятно по игрушкам и вещам. Значит, есть муж? О муже никто не предупреждал.

В детской ничего интересного, и я возвращаюсь в комнату, которую выбрал себе. Здесь пахнет женскими духами, приятным ароматом с легкой горчинкой. Есть раскладной диван, шкаф с книгами, письменный стол, телевизор. Жить можно, и я непременно воспользуюсь всем этим, а девица переживет. На что они все рассчитывают, покупая квартиры за копейки? Радуются, что обманули систему? Неужели не понимают, что могут всплыть вот такие вот сюрпризы?

Пусть теперь расплачивается за жадность и переезжает к ребенку. Я буду жить здесь, и меня мало колышет мнение левой девахи.

Хотя и очень симпатичной – на стене висят несколько фото. Обычная миловидная блондинка с обычным ребенком на руках. Он похож на нее. Точно, сын. Малолетняя залетевшая шлюшка и уголовник – отличное соседство, в духе времени.

Я выхожу на балкон и замираю.

Это ее кабинет. Она, похоже, мастер маникюра или типа того. Работает дома и оборудовала на теплой лоджии себе место.

– Кажется, кто-то только что лишился работы, – хмыкаю я.

Вряд ли у нее останутся клиенты, если узнают, что по соседству живет уголовник. Впрочем, это не мои проблемы, ровно как и то, как Дарья Богданова будет решать вопрос с доступом к своему кабинету.

– Ничего личного, просто мне насрать, – бормочу я, рассматривая полки с книгами.

«Задержка речевого развития. Формирование основ речи…»

Зашибись, у нее еще и ребенок тормознутый. Просто прекрасно. Черт, хочется верить, он хотя бы тихий. Судя по игрущкам, ему лет пять. Наверняка сейчас в садике или на каких-то занятиях. Твою мать, как все сложно. Почему все всегда так сложно? Не хватало еще воя ребенка, который вряд ли придет в восторг от постороннего мужика в квартире.

Осточертевший кнопочный мобильник звонит так, словно подает сигнал гражданской тревоги. Еще одно дело из числа срочных: добыть нормальный смарт. На него тоже нужны деньги, и этим я вскоре займусь.

– Слушаю.

– Как все прошло?

Да чтоб его. Не адвокат, а заботливый папочка. Удивительно, но я давно уже не могу ему платить, а он все роет носом землю и роет. Неужели того бабла, что я вбухал в его услуги, когда был под следствием, хватает до сих пор? Или просто надеется, что если некогда богатый клиент вернет позиции, то щедро отблагодарит?

В тюрьме я стал циником. Я и раньше им был, но после нескольких лет в одиночке из прагматичного дельца он превратился в настоящую мразь. СИЗО, а потом и тюрьма, кого хочешь сломают. У меня не было даже иллюзии, что вот выйду и все будет как прежде.

– Нормально прошло. Поорала, поистерила, куда-то свалила.

– Копию решения дал?

– Дал.

– Я так понимаю, советом привести себя в порядок и мягко объяснить ситуацию, ты не воспользовался?

– Да плевать. Переживет.

– Вадим-Вадим…

– У тебя все?

– У меня последний вопрос. Какие планы?

– А тебя колышет?

– Я не стану тебя защищать, если ты снова вляпаешься. Не лезь к бывшей. Не лезь к Прокопенко. Ни к кому не лезь, Вадим, начни новую жизнь, все с чистого листа. Приведи себя в порядок, отдохни немного, устройся на работу, сними комнату и съедь от бедной девочки.

– Ага, а еще из продавца стань старшим продавцом, женись на мерчендайзере и заделай ей троих детей в малогабаритной студии в ЖК «Гребеня». Задорные приключения маргинальной семьи. В одном ты прав, я приведу себя в порядок. А дальше – последнее, что я буду делать, это искать работу.

– И где же ты найдешь деньги? Надеешься, соседка станет подкармливать?

– Ну ты же подкормил, – усмехаюсь я.

На том конце провода раздается унылый вздох. Я никогда и не скрывал своего вольного отношения к законам, а после лет, проведенных за решеткой, и вовсе воспылал ненавистью ко всем правилам. И к представителям власти тоже.

Я отключаюсь и бреду на кухню. Там где-то попадались турка и кофе. Не помешает.

Приятный аромат наполняет кухню, и я замираю, вслушиваясь в него. Терпкий, пряный, бодрящий – я не пил хорошего кофе очень давно. Так давно, что даже простенькие зерна самого дешевого производителя кажутся напитком богов.

Надо принять душ. Побриться. Поспать столько, сколько получится, а с завтрашнего дня приступать к исполнению плана. Кажется, будто я несусь вниз с обрыва с головокружительной скоростью. И совершенно плевать, разобьюсь в итоге о камни или успею выбраться из тонущей машины, главное – вот эти несколько секунд полета.

Сладкая месть.

Зря адвокат боится, что я натворю дел. Убивать непросто, я не решусь на это второй раз. А все остальное никак не навредит. Все остальное – лишь забавная игра.

Когда за окном уже начинаются сумерки, в двери нервно поворачивается ключ. Кажется, соседка с перепугу забыла, в какую сторону нужно крутить. Я задумчиво хмыкаю, не двигаясь с места. Я думал, она не вернется. Перекантуется у друзей или родственников. Что в голове юной сексапильной блондиночки, что она явилась ночевать в его компании? И, главное, как удержаться и не трахнуть ее, потому что теперь, когда есть и спать уже не хочется, мысль о золотистых кудрях и тоненькой нежной шейке с бьющейся в такт ударам сердца венкой довольно навязчива.

– Исаев Вадим Егорович? – вдруг слышу мужской голос.

А вот это уже интересно.

В прихожей донельзя странная компания: какой-то мужик лет пятидесяти, а за его спиной – Дарья и мелкий пацаненок лет пяти-шести.

– Вы – Вадим Исаев? – спрашивает мужчина.

– Ну, допустим.

Мужик достает из внутреннего кармана удостоверение, и у меня сводит челюсть от волны ярости, поднявшейся внутри.

– Степанов Сергей Эдуардович, участковый. Необходимо с вами побеседовать.

– Развернулся – и вышел, участковый. Я не на учете, а значит, могу послать тебя нахрен. Что и делаю. Иди нахрен.

– Не можете, Вадим Егорович. За оскорбление сотрудника полиции при исполнении – административка. Желаете оформиться? Думается, вы не слишком-то хотите возвращаться за решетку, пусть и на пятнадцать суток. Поэтому давайте все же побеседуем. Дарья Сергеевна, я могу пройти на кухню?

– Да, конечно. Проходите.

Стерва. Привела-таки мента. Я надеюсь, ей все понятно по моему взгляду. Пусть забудет о том, что такое спокойная жизнь.

Глава вторая

Даша

– Простите, но я ничем не могу помочь. У нас нет отдельных комнат, а в общие спальни мы не селим детей без опекунов.

– Но я его сестра!

– Сестра не является законным опекуном ребенка.

– Ну пожалуйста! У нас дома авария, там невозможно жить! Нам некуда идти!

– Я вам сочувствую, однако не могу нарушить закон. Если бы вы были с девочкой, я бы, может, и закрыла глаза… но мальчик в женской спальне вызовет недовольство гостей, ровно как и девушка в мужской комнате. Поэтому извините, но без документов я не могу поселить вас с ребенком.

Я уныло бреду прочь. Это второй хостел, где нам отказывают, и везде нужны документы на ребенка! У меня есть Ванькино свидетельство о рождении, но в нем записана мама. Как только люди видят мой паспорт, они мгновенно сличают разные имена и начинают задавать вопросы.

– А что за авария у нас дома?

– Так… – вздыхаю я. – Трубу прорвало.

У меня нет денег снять квартиру, я могу рассчитывать только на койко-место в хостеле, но туда нас с братом не берут. И что делать? Не возвращаться же домой!

– Даш, ты грустная. Ты плакала?

– Нет, пыль в глаз попала, когда снимала клиентке покрытие.

– Я думал, ты сегодня не брала клиентов.

– Ну да, но она позвонила и попросила срочно отремонтировать ноготь. Тебе понравилось в школе?

– Я уже говорил. Понравилось. Но сложно.

– Верно. В школе сложно. Вам уже задали уроки?

– Только нарисовать рисунок.

– А на тему?

Хотя какая разница? Если все-таки придется снять жилье, то денег на краски все равно не останется. А за теми, что я покупала к школе, надо возвращаться домой.

Я рассчитывала набрать клиентов на начало сентября и подзаработать. Пусть без выходных, пусть до десяти вечера, чтобы потом поясница не разгибалась, а в глазах мельтешели черные мушки. В августе я угрохала все, что скопила, на Ванькину подготовку к школе. Я до панической атаки переживала, что он будет хуже других детей.

Мы купили форму, рубашки, спортивный костюм, рюкзак, все принадлежности, прописи, канцелярию. На день рождения брат просил красивый ланч-бокс, но я решила, что нет смысла ждать до октября, и купила к школе и его. На остатки денег и с парочки маникюров я закупилась продуктами, рассчитывая отправить Ваньку в школу, и ударить по работе.

Но кто теперь пойдет ко мне на маникюр?

– «Моя семья», – говорит Ваня.

Я мысленно ругаюсь. Моя семья. Круто. Прекрасный завершающий штрих поганого дня.

– Я хочу нарисовать тебя, Даш. И все. Можно?

Сердце сжимается от жалости к нему и от обиды на маму. Помнит ли ее Ванька? Часть меня эгоистично хочет, чтобы забыл, ведь это я забочусь о нем столько лет. Я взяла ответственность за нас обоих, хотя сама была почти ребенком. Я бросила идею учиться, быстро закончила курсы маникюра и на несколько лет забыла о том, что дышу и существую не только для брата. Это я вытащила его из пограничного с аутизмом состояния и добилась, чтобы Ванька пошел в обычную школу. Это я отказывалась от еды, лишь бы не бросать логопеда.

Я. Я. Я.

Эгоистичная дурочка.

– В школе будут задавать вопросы, Вань. Ты же помнишь, о чем мы договорились?

Он кивает.

– Никто не должен знать, что мама и папа ушли.

– Да. Мне никогда не отдадут тебя.

Я умело подделываю мамину подпись, имитирую ее голос, бережно храню копию паспорта и стараюсь лавировать в мире, где все решают документы, основания… судебные решения.

– Даш, а куда мы пойдем?

В голосе Ваньки отчетливо звучит страх. Он тонко улавливает мое настроение. Как же ему объяснить то, что я сама не до конца понимаю?

Мне дико страшно возвращаться домой. Но ночевать на вокзале – не выход, Ване завтра в школу, да и что мы будем делать дальше? У меня больше нет жилья. Собрать вещи и попытаться снять квартиру? Или попробовать сражаться за свой угол?

Я выбираю второй вариант.

Быстрый поиск в гугле приводит меня к участковому. Он неплохой человек, как мне кажется, но выглядит смертельно уставшим и равнодушным. Пока Ванька играет на моем телефоне в коридоре, участковый выслушивает мой сбивчивый рассказ и внимательно читает судебное решение.

– А от меня-то вы что хотите? – наконец со вздохом спрашивает он. – Подавайте апелляцию, ищите юриста. Такие случаи не редкость. Незаконного проникновения нет, кражи тоже. Что я должен сделать?

– Не знаю…

Надежда, что хоть кто-то поможет, стремительно тает.

– Вот и я не знаю, Дарья Сергеевна. Сочувствую, ситуация неприятная.

– У меня же ребенок! Как мы будем там жить?! Он сидел за убийство! Понимаете?! Убийство!

Немолодой мужчина действительно жалеет меня. И от этого обиднее всего: если бы ему было плевать, я бы разозлилась. Написала жалобу, устроила скандал, добилась каких-то действий! А когда тебя искренне жалеют, но не обещают помочь… тогда помогать и впрямь нечем.

– Ну, вот что, выселить его я не могу. Оставить вас здесь тоже. Но поговорю с этим Исаевым. Предупрежу, чтобы не чудил. Это все, что я могу сделать. Ну и дать вам мой номер. Если что-то случится, позвоните, я пришлю наряд. Хорошо?

Это не то, на что я рассчитывала, но хоть что-то.

Ванька порядком замерз, проголодался и устал. У меня адски болит голова и дрожат руки. Часть меня наивно надеется, что в квартире уже никого нет, что Исаев сбежал. И пусть бы он прихватил с собой все мое имущество, только оставил нас в покое!

Но нет. Когда мы заходим в квартиру, он выходит из кухни. И по взгляду я понимаю, что ничего хорошего от мужчины в моем доме ждать не придется.

Пока Сергей Эдуардович беседует с Исаевым на кухне, я быстро увожу Ваню в его комнату и помогаю переодеться.

– Даш, а кто это?

– Слушай… там случилась какая-то накладка у папы. Когда он покупал квартиру, то хозяйка ему соврала, что здесь никто не живет. А оказывается, жил этот человек. Он не знал, что квартиру нам продали. И пока мы не разберемся он, возможно, поживет здесь. А я перееду к тебе. Ты же не против?

Ваня хмурится.

– Ты поэтому плакала?

– Я немного расстроилась. Но ты же знаешь, каким рассеянным бывает папа. Уверена, он во всем разберется. Переодевайся и садись рисовать. Сейчас они закончат разговаривать, и я принесу ужин. А потом поваляемся и посмотрим какой-нибудь мультик, хорошо?

Прием беспроигрышный: Ваня любит смотреть со мной мультики, а я часто бываю слишком занята для этого. Хочется верить, мой страх ему не передастся, но я понимаю, что лишь успокаиваю себя. Любой испугается такого, как Вадим Исаев. Знать бы еще, что за убийство… или лучше не знать?

Время тянется бесконечно. Когда я слышу шаги, то осторожно выглядываю в коридор и слышу:

– Дарья Сергеевна, подойдите на секунду.

Стараясь не смотреть на жуткого соседа, я тенью проскальзываю в прихожую.

– Дарья Сергеевна, сожалею, что вам пришлось столкнуться с такой ситуацией. Надеюсь, вы разберетесь. Вадим Егорович пообещал, что с его стороны все будет в порядке. Мой телефон у вас есть, звоните в любое время.

– Спасибо, – с трудом выговариваю я.

Понимание, что Сергей Эдуардович сейчас уйдет и оставит меня наедине с этим уголовником, отзывается желанием разреветься от страха. И позорным порывом вцепиться в его куртку, словно я малое дите, и не отпускать, пока он не спрячет нас с Ванькой.

Участковый видит по глазам, как мне страшно, но лишь беспомощно качает головой.

Когда дверь за ним закрывается, я делаю глубокий вдох и заставляю себя не прятаться в комнате, подперев дверь комодом, а направиться на кухню, чтобы сообразить брату ужин.

Дорогу мне перегораживает Исаев.

– Стоять, – хрипло приказывает он. – Еще хоть раз ты приведешь ко мне мента – сильно пожалеешь, понятно?

– Только попробуйте навредить мне или Ване – сюда приедет наряд полиции. Понятно?

– Угрожать убийце – последнее, что должно прийти тебе в голову. С этого момента, нравится тебе или нет, я не хочу видеть ни тебя, ни твоего звереныша. Сунетесь в мою комнату – оторву голову. Будете мешать – оторву голову.

– У меня кабинет на балконе, я должна работать!

– Да мне насрать. Если узнаю – а я узнаю – что ты лазила по моей комнате, я тебе найду работу. С почасовой оплатой. Впрочем, можешь и так приходить. Если восемнадцать есть, само собой.

Я не хочу продолжать этот разговор, и молча ухожу на кухню. Не скатиться к обмену оскорблениями, когда он так общается, сложно, а в его среде я чувствую себя неуютно. И уязвимо. К счастью, новый сосед не идет за мной, и я могу спокойно приготовить для нас с Ваней ужин.

Меня не хватит ни на что, сложнее яичницы с сосисками, но, к счастью, Ванька обожает поджаристые сосиски. Пока схватываются яйца, я размышляю над тем, как мы будем жить дальше.

Придется перестроить весь быт, привычки. Как можно меньше выходить из комнаты, хранить не портящиеся продукты в шкафу, перенести к себе чайник и мультиварку, по возможности. Придется перестроить пространство, чтобы нам с Ванькой хватило места. Комната совсем небольшая, но я смогу всунуть туда раскладушку. А вот с работой будут проблемы, как ни крути, а поставить еще и стол для маникюра со всем оборудованием не выйдет.

Придется выходить в салон. Вряд ли я смогу заработать много, но лучше, чем ничего. Попрошу ставить записи так, чтобы успевать забирать Ваню из школы, а потом найду ему угол, чтобы делал уроки и ждал конца моей смены. Домой будем приходить поздно, встречаться с Исаевым – реже.

Пока яичница томится под крышкой, я собираю все, что хочу убрать к себе. Чайник, мультиварку, посуду из расчета на двоих, остатки сладкого, чай. Немного подумав, не забираю кофеварку и кофе – я варю его на удивление отвратно. Даже не знаю, в чем причина, но с самого детства, какой бы кофе не попадал мне в руки, вместо ароматного и бодрящего напитка я получаю невнятную бурду к которой, впрочем, уже привыкла.

Сюда же идет аптечка. В кухне остается только посуда и немного продуктов. Я злюсь из-за того, что мы с Ванькой вынуждены в собственной же квартире прятаться и лишний раз не ходить на кухню. Злость притупляет страх. Вернувшись в комнату, я понимаю, что еда в меня просто не влезет. А вот Ванька за сегодня устал. Оказывается, пока я готовила, он уже справился с рисунком. На альбомном листе красовались три кривоватые фигуры: мама, папа и я.

Себя Ваня не нарисовал.

– Даш, а он кто? Ты его знаешь?

Хороший вопрос. Надо будет выяснить все же, что там за преступление. И как вообще Исаев здесь жил, на каких основаниях. Нанять бы юриста… но где же взять денег? Завтра провожу брата в школу и сяду считать вариант с кредитом на свой небольшой кабинет где-нибудь в офисном центре. У меня неплохая база клиенток. Я прыгала от счастья, когда год назад получилось обновить простенький кабинет на балконе. Мне нравится делать маникюр, хотя тоска по мечте учиться и получить профессию, иногда заглушает все удовольствие от работы.

Но я развиваюсь. Прохожу курсы, мастер-классы, постоянно пробую новые техники и материалы. Клиентов хватает, и если чуть поднять цены, возможно, получится вытянуть собственную студию, где можно работать. Я мечтала о своем салоне, но не думала, что вопрос встанет ребром так скоро и при таких обстоятельствах.

– Не знаю, Вань. Но узнаю. Давай, ешь и спать. Я ужасно устала сегодня.

Брат задумчиво ковыряет вилкой в тарелке, и я едва сдерживаюсь от того, чтобы не начать его подгонять. Это все равно бесполезно, и только его расстроит.

– Тебе страшно, Даш?

– Немного, – с трудом улыбаюсь я. – Ты же знаешь, я не очень люблю посторонних. Мало ли, кому он расскажет, что мы с тобой совсем одни?

Этот страх Ване понятен: он с нами уже давно. Ему совершенно незачем знать, каких ужасов я себе надумала.

Когда он заканчивает ужин, я тихонько отношу тарелки на кухню, но не решаюсь включить воду и вымыть. Мысленно я кляну себя за слабость: нельзя же так бояться! Но все же возвращаюсь в комнату и обещаю себе завтра с утра быть чуточку смелее. Пока Ванька смотрит мультик на крошечном экране смартфона, я уговариваю себя решиться забрать рабочие материалы. Без них нам конец, мы просто умрем с голоду, и квартира перейдет в полное распоряжение Исаева.

Завтра я войду в СВОЮ комнату в СВОЕЙ квартире и заберу СВОИ вещи.

Я обещаю себе.

Я не боюсь его угроз. Я зайду, заберу вещи, и если мне повезет, то он даже ничего не узнает.

Ванька уже засыпает, и я выключаю смартфон. Комната погружается во тьму.

Я долго не могу уснуть, вслушиваясь в звуки из соседней комнаты, но там совершенно тихо. Мне хочется включить ночник, потому что воображение жестоко играет со мной, превращая обычные тени в отражения моих собственных страхов. Но тогда Ваня проснется.