Паника

1

Паника. Наверное, именно это чувство испытывают люди вроде меня видя тело в луже крови.

Сейчас я мало что понимал, единственным отчетливым ощущением оставалась паника от картины лежащего у моих ног мужчины. От места, где его лицо соприкоснулось с полом расплывалась лужа неестественно красной крови, в ней дрейфовали куски чего-то белесого. Жидкость поглощала швы между грязной бежевой кафельной плиткой, словно визуализированная картина распространения чумы в Европе, иллюстрировавшая исторические фильмы каналов, вроде Дискавери.

Мое дыхание начало сбиваться, паника проникала в глубины мозга липкими, зазубренными метастазами вгрызаясь в мое душевное равновесие. Я стоял, пошатываясь, в тщетных попытках осознать произошедшее и понять, что последнее я помню. Это было сложно, потому что шок мешал думать. Меня вряд ли можно в этом винить – когда ты, открыв глаза обнаруживаешь труп, лежащий подле тебя, мыслительные процессы слегка… притормаживаются.

Кстати, а труп ли?

Я аккуратно опускаюсь на колени, и пытаюсь перевернуть мужчину на спину, судорожно вспоминая все полицейские и медицинские сериалы, виденные мною. С гулким звуком мне все-таки удается перекатить несчастного на спину.

Мне открывается чудовищная картина. От лица фактически не осталось ничего человеческого. Нос вбит в череп, осколки оставшихся зубов частоколом проглядывают из приоткрытого, разбитого рта, ссадины и царапины везде, довершает картину внушительная вмятина в лобной части с рваной кожей, из которой, похоже и сочится основная масса крови с сопутствующим биоматериалом.

Естественно, что подобное зрелище вывернет желудок любому нормальному человеку. Но, я не замечаю даже рвотных позывов. Виной тому, наверное, спокойное и будничное восприятие смерти, установившееся у меня с четырех лет, после того как на моих глазах под прибывающий состав бросилась женщина. Ну, и не стоит сбрасывать со счетов выжигающую могильным холодом панику, затормозившую, кажется, все процессы в моем организме.

Собрав всю волю и отбросив отвращение, я двумя пальцами дотрагиваясь до шеи мужчины. Копируя действия героев телевизионных шоу, я поводил пальцами по еле теплой коже. Ни намека на пульс. Дабы отбросить все сомнения я взял его запястье – тот же результат. Он был мертв.

Решив фундаментальную проблему определения состояния мертвеца, я сконцентрировался на окружении. Я находился в туалете. Две кабинки, два умывальника, два писсуара, дверь и небольшое окно под потолком возле писсуаров. Память начинала возвращаться.

Я пришел в закусочную. «У Эбби» так она называлась. Это место было элементом моего утреннего моциона. Обычно утро у меня начиналось позже, чем у обычных людей, виной тому был свободный график и любовь к работе по ночам. Я прогуливался два квартала к этой закусочной, и, избежав наплыв завтракающих клиентов, наслаждался омлетом и кофе, листая свежие новости или книгу. Потом выкуривал сигарету возле входа, или же в туалете, если погода не располагала к лишнему нахождению на улице.

Так было и сегодня. Или должно было быть.

Мой взгляд скользнул мимо разбитой головы моего нового знакомого к писсуару. Белый фаянс был в крови и трещинах, нижняя часть была отколота и лежала на полу. Чуть выше, на уровне головы виднелось свежее пятно, запекающейся крови.

Моя паника начала приобретать новые, шокирующие формы. Руки, оказавшиеся в крови, затряслись мелкой дрожью. Кровь. Это от моих попыток нащупать признаки жизни у лежащего, или… Нет, не может быть. Я обернулся, дверь в одну из кабинок была распахнута. Я вспомнил, что сегодня у меня было настроение выкурить обязательную сигарету туалете – все из-за невыносимой духоты, в которую погрузился июльский Сиэтл.

Но, что потом? Что-то произошло. Что-то, результатом чего стал мужчина с разожжённой головой и я, сидящий на коленях возле него, словно в покаянии.

Мысли запрыгали, подгоняемые невероятным количеством адреналина. В туалете были двое… Или трое, или четверо. К черту, так можно продолжать до бесконечности. Исходим из самого простого объяснения. Я был в туалете, туда зашел мужчина, потом пустота и – вот, я гляжу на его обезображенный труп с расстёгнутой ширинкой. Может стоит застегнуть ему штаны, как-то неправильно, если его найдут в таком виде. Но, невесть откуда, взявшаяся брезгливость, гонит от меня этот порыв.

В висках стучит кровь, дыхание учащается до космических скоростей, а руки от дрожи скоро перестанут слушаться. Бритва Оккама. Простое объяснение зачастую самое верное. Я убил этого мужчину. Жестоким и грязным способом, который совершенно претил моему спокойному и миролюбивому характеру, как и сам факт причинения вреда кому-либо. Почему? Зачем? Так много вопросов, так мало ответов. Еще меньше времени.

У меня не было желания давать сбивчивые и пустые объяснения полиции. Тем более, что вся картина говорила сама о себе. Тут сквозь паутину паники и растерянности пробился мой инстинкт самосохранения. Я не могу отправится в тюрьму. Только не я! Я этого не заслуживаю, черт, я даже не помню, что я сделал.

Но, несмотря на свое пограничное состояние я прекрасно понимал, что подобные аргументы не удовлетворят никого. Они даже меня не удовлетворяли. А значит вариант один – выбираться отсюда, а потом уже думать, что делать.

Я рывком поднялся, выдохнул, на секунду прикрыл глаза. Времени все меньше. Несмотря на то, что я был единственным посетителем на момент своего отлучения в туалет, явно видно, что клиентов «У Эбби» прибавилось. Вопрос был ли мужчина один. Это уже неважно – осталось вверить себя в руки судьбы, которая не слишком мне сегодня благоволила.

Стараясь сохранять спокойствие, дабы не выскочить отсюда с визгом и размахивая руками, я подошел к раковине и включил воду. Посмотрев на себя в зеркало, я удовлетворился – восковое бледное лицо с мешками под глазами и пустотой в самих глазах, ничего необычного для меня. Главное, что на лице не было видно следов побоев или схватки, что уже слегка уменьшало количество возможных вопросов на выходе. Я тщательно вымыл, все еще дрожащие, руки. Потом снял кроссовки, за которыми тянулась цепочка багряных следов, и тщательно вымыл их. Бегло оглядев одежду, я с удовлетворением отметил свою прозорливость, из-за выбора темных цветов. На футболке, в месте светлых вставок виднелись несколько пятен крови, но это ничего, за столом я оставил спортивную куртку. По такой жаре она мне была ни к чему, но я думал устроить небольшую пробежку после завтрака. Да, я тот еще спортсмен.

Закончив приведения себя в видимый порядок, я огляделся, стараясь не останавливать взгляд на человеке, возможно убитом мной. Вроде бы ничего не оставил. Аккуратно прокравшись к кабинке, огибая расползающуюся лужу крови, я бегло осмотрел ее. Так и есть – пачка сигарет лежала на бачке. Схватив ее, я, так же аккуратно прошел к двери и замер.

Я только сейчас осознал гигантскую вероятность того, что кто-то войдет в туалет. До этого я был слишком поглощен оценкой такой вероятности, но сейчас мириады потенциальных вариантов развития ситуации, просто-таки, захлестнули меня. Вдруг мужчина пришел с компанией, после игры в баскетбол, и они уже утолили жажду апельсиновым фрешем и, теперь выстроились в очередь перед уборной. Или, может он завез перекусить своих престарелых родителей, которые сделали остановку в Сиэтле, по пути в Ванкувер, чтобы повидать единственного, любимого сына. Или… О, господи, вдруг он зашел угостить свою маленькою дочурку молочным коктейлем перед школой.

От этих мыслей в горле стал ком и глаза начали наполнятся предательской влагой. Голова закружилась и, словно кто-то, от души, зарядил мне ногой в живот. С трудом я взывал к первобытному инстинкту самосохранения, который куда-то подевался, в тщетной попытке отыскать хоть одну причину спасения своей, вмиг обесцененной смертным грехом, жизни. Чем дольше я искал, тем большим становилось желание забиться в угол, обнять колени и выть навзрыд, пока сталь наручников не коснется кожи моих запястий.

И лишь одна ускользающая мысль заставила меня двигаться. Я никого не убивал. Пока это не доказано. Все остальное – лишь фатальное, нелепое стечение невероятных обстоятельств. Я рывком открыл дверь, все еще ожидая встретить за ней кого-то, хоть Санту, хоть самого Люцифера – я бы никому не удивился.

За дверью было пусто. Коридор, ведущий в зал закусочной, тускло освещался лампой дневного света, на стене все так же безмятежно висела картинка с котиком, махающим лапой с пожеланием хорошего дня и удачи. Да уж, удача именно то, что мне сейчас жизненно необходимо. Из зала доносилось тихое пение Долли Партон и приглушенный звук беседы.

Я сделал несколько вдохов-выдохов и двинулся вперед.

Столик, занятый мной, находился у окна, прямо напротив кассы. Придя, я бросил спортивную куртку, в кармане которой был бумажник, на сидение, телефон и солнечные очки положил на стол. Там они и находились, прямо возле тарелки с недоеденным омлетом и свежей чашкой кофе, заказанной мной перед злополучной отлучкой в туалет.

Я уверенно, насколько мог, проследовал к своему месту, скосившись, по дороге, в сторону стойки. Там мирно беседовал Рэндалл, сегодняшний повар, обладающий потрясающим умением сжигания всех видов блюд из яиц, и, какая-то, незнакомая мне женщина. Она отпила кофе из чашки и скромно рассмеялась. Никто не обращал на меня внимания, лишь Рэндалл мельком бросил, ничего не значащий взгляд, в мою сторону. Что ж я был постоянным клиентом вот уже последние два года, чем-то вроде элемента интерьера. Ничего, сегодня все изменится.

Я подошел к столику, неловко сгреб куртку и попытался быстро ее натянуть. Естественно, это не вышло, я принялся возится, пытаясь попасть рукой в рукав и не поддаваться панике, которая волной цунами двигалась на меня, ускоряясь по мере тщетности моих попыток. Долли закончила петь, заиграл Джон Денвер. «Сельские дороги».

– О, это же моя любимая песня, прибавь немного! – женщина за стойкой игриво рассмеялась и стала тихонько подпевать, виляя бедрами и совершая ритмичные пассы руками в такт песни. Рэндалл направился к проигрывателю, еще раз взглянув на меня. Я, разобравшись, наконец, с курткой и достал из бумажника двадцатку, которую, показав ему бросил на стол. Он кивнул.

Я направился к выходу, бросив последний взгляд на стол. Денвер все уговаривал сельские дороги доставить его домой, это желание резонировало в моей душе как никогда. Но, что-то мне подсказывало, что домой я попаду нескоро. И, из обоймы постоянных посетителей «У Эбби» я, кажется, выпал.

Дверь распахнулась, обдавая меня томным жаром городского лета.

2

Джеффри Рассел стоял на улице. Жаркий летний полдень выедал глаза липкими струйками пота, норовящими попасть в глаза. Он боролся с манящим желанием вернуться в здание, под упругие струи холодного воздуха, разносящих облегчение и непередаваемые запахи места совершения убийства. Последний момент и останавливал его от того, чтобы широко распахнуть дверь и отдать свое уставшее тело, завернутое в серый деловой костюм, во власть чарующего холодка.

Он любил костюмы, относился к ним с почтением и считал вершиной мужской моды, но в такие деньки, весь пиетет хотелось променять на легкую гавайку и льняные шорты. К тому же пиджак надежно прикрывал пистолет и запасные обоймы, закрепленные в оперативной кобуре. Многие его коллеги не чурались выставлять на показ табельное оружие, кто в угоду удобству, кто в качестве бравады, но все это было чуждо Джеффу. Он не любил позерства, а такой способ ношения оружия уже давно и на практике определил как оптимальный. Поэтому и платил своеобразную цену за свои привычки и убеждения, особенно в такие жгуче душные дни.

Разглядывая прохожих и проезжающие машины, Джефф жевал зубочистку (еще одна привычка-убеждение, со времен расставания с сигаретами), прикидывая во сколько сегодня сможет попасть домой, к семье. Что-то уж больно затянулась его смена.

Он уже буквально направлялся к своей машине, уже созвонился с Амандой, которая бегло надиктовала ему список покупок, который он тот же час забыл, как его нагнала Эмили с радостной новостью о срочном вызове.

Собственно его работа здесь уже была выполнена. Место преступления они осмотрели, труп – тоже. Теперь слово за судмедэкспертом. Хотя не нужно быть специалистом, чтобы определить, что парня просто забили до смерти, еще и напав со спины. Впрочем, приехавший Фрэнк, был отличным специалистом. Может хоть он чего скажет об орудии убийства, потому что те выводы, которые сделали они с Эм были слегка… нереальными.

По тому что они видели, получалось что жертва была забита фактически голыми руками, что было бы объяснимо, орудуй в Сиэтле Халк, но для обычного человека необходимо определенное сочетание силы, ловкости и умений для достижения подобного результата. Еще и смелость – убитый был немаленькой комплекции, да и судя по его фотографии в водительском удостоверении, не располагал к приятной беседе.

Опросив свидетелей, коих набралось аж два человека, они определили подозреваемого. Хотя, человек, на которого указывали допрошенные не слишком соответствовал картине ни комплекцией, ни поведением при побеге. Если уж на то пошло, свидетели должны были бы тоже отправится на тот свет, попадись они на глаза столь жестокому убийце. Но, это лишь мысли. Главное – дождаться заключения экспертов, а уж у них не будет недостатка в материале – наследил их «Халк» предостаточно.

Джеффри прищурился, разглядывая Форд Сандерберд ярко-желтой раскраски с помятым передним крылом, остановившийся на светофоре. Неужели кто-то еще водит эту рухлядь? А ведь, было время, когда Джефф был звездой рассекая на подобной машине по просторам родного Арканзаса. Он улыбнулся, вспомнив школу. Кто знает, куда завели бы его ностальгические воспоминания о былых деньках, которые у квотербека футбольной команды были весьма насыщены, не выдерни его в реальность голос из-за плеча:

Поехали, кажется, наша работа здесь закончена.

Не было нужды оборачиваться, чтобы узнать голос Эмили. За прошедшие четыре года работы с ней он слышал его, едва ли не чаще голоса собственной супруги.

Эмили подошла и стала слева от Джеффа, тщетно силясь уловить точку, на которой сосредоточенно сфокусировался напарник. Сандерберд уехал.

– Держи, купила тебе. – Эмили протянула прозрачный пластиковый стаканчик с трубочкой, в которой, потрескивая искрился лед, остужая ядовитый голубой напиток.

– Решила подорвать мой авторитет? – усмехнулся Джефф, с удовольствием втягивая морозную жидкость. – Я с ним похож на подростка.

– Подростки таким не балуются. – парировала Эм, наслаждаясь таким же пойлом, только неоново-зеленого цвета, похожим на ядерное топливо из комиксов.

Джефф ощущает терпкий можжевеловый привкус в химических нотках лимонного коктейля. Джин. Вот чертовка! Он многозначительно подмигивает Эмили, ее глаза смеются.

«Мамин Гаторэйд» – так она именовала джин, с фляжкой которого не расставалась. «Бодрит, вдохновляет и от забот избавляет» – как-то Эмили даже слоган придумала для содержимого своей фляги. Из преимуществ она еще любила приписывать джину полное отсутствие неприятного запаха после его употребления, но Джефф, ездивший чуть ли не каждый день с ней в машине, мог оспорить это утверждение.

Пойдем в машину. Там хоть кондиционер есть. Я за рулем? – уверенно спросил Джеффри.

Это уже третий. – вместо ответа приподняла стаканчик Эмили.

Кондиционер дал о себе знать лишь после того, как Джефф вырулил на Олив-вэй. Взбодрившись прохладой салона и коктейлем с секретным ингредиентом, Джеффри, выпрямился в кресле и спросил:

Тебя домой?

Да. – ответила Эмили, не разжимая зубами трубочку.

Когда будут отчеты?

Я наберу тебе. Не волнуйся. У тебя же сегодня большой день.

В этой суматохе Джеффри почти забыл, что сегодня у Бена, его сына, день рождения. Теперь понятно, почему голос Аманды был такой раздраженный. Похоже приезд домой опять увенчается ее монологом о роли отца в семье с фирменным «ты так мало бываешь дома».

Надеюсь, ты не опоздаешь? – Джефф требовательно скосился на Эмили.

Прости, не сегодня. – Эм покачала головой. – Опять мама.

Что на этот раз?

По ее словам, синдром Итона-Ламберта.

Мать Эмили жила в Теквиле и славилась умением пользоваться интернетом и повышенной впечатлительностью. Вкупе с засильем свободного времени, это приводило к самовольной постановке диагнозов, выуженных из интернета. После особо запущенных диагностик, Эмили ехала к ней и пыталась убедить в том, что единственное ее заболевание лежит в плоскости психиатрии. Ну, так их беседа виделась Джеффу, который отчасти винил мать Эмили в ее неустроенной личной жизни и, про себя, желал старой карге хотя бы раз не ошибиться.

– О, чуть не забыла! – Эмили поставила стаканчик в подлокотник и полезла в сумочку, откуда извлекла плексигласовый прямоугольник, который передала Джеффу. Тот взглянув на него, присвистнул:

– Робинсон Кано! С автографом! Бен с ума сойдет.

Эмили зарделась.

Пустяки, кое-кто вернул мне должок.

– Знаешь, подаришь ему сама, – Джефф вернул прямоугольник с карточкой. – Будет лишний стимул заскочить в гости.

Автомобиль остановился на светофоре. В салоне царило усталое молчание, каждый задумался о своем. Эмили – о том, сможет ли она уделить внимание себе и завести, наконец, настоящую, как у Джеффа, семью, когда матери не станет. Джефф же размышлял о том, зачем «Якама Фармасьютикалс» красят грузовики в такой яркий, вызывающий цвет, как тот, которым окрашен грузовик, стоящий перед ними.

3

Пыльная мостовая приняла меня в свои горячие объятья набирающей силы аномальной жары. Когда дверь закусочной захлопнулась за моей спиной, брякнув колокольчиком, я замер в ожидании облегчения. В моих фантазиях я надеялся на облегчение, словно перешагнуть порог означало вычеркнуть последние события из памяти Вселенной. Но облегчение не приходило, а лишь усиливалась паника, заставляющая мои мысли метаться в дикой пляске броуновского движения.

Из последних сил остатков самообладание я подавил желание бежать сломя голову и попытался мыслить конструктивно. Нетвердым шагом я пошел вперед, удивляясь насколько сложно в стрессовой ситуации имитировать естественность. Идя по мостовой, я инстинктивно уворачивался от спешащих прохожих, пытаясь выбрать из сонма своих безумных мыслей и идей наиболее рациональные.

Кое-как выровняв шаг, и почти уверовав, что я слился с потоком прохожих, я начал анализировать ситуацию в ближайшей перспективе. Итак, со мной был бумажник, в котором оставалась где-то сорок долларов, мобильный телефон, солнцезащитные очки и часы на правой руке, на циферблате которых я только сейчас заметил пятна запекшейся крови. Наслюнявив палец я попытался незаметно вытереть ее, так усердно, словно это было не пятно, а прошедшие пара часов.

Паника породила паранойю. Каждый идущий по тротуару обязан был бросить на меня оценивающий, обвинительный взгляд. Даже бездомный кот, лежащий на ступеньке дома и тот, с укоризной сверлил меня взглядом.

Так, возьми себя в руки – хуже уже вряд ли будет. У меня есть сорок долларов, телефон от которого нужно избавится и очки с часами. Идти в полицию я не намерен. Во всяком случае – не сейчас. То, что, я мог им сказать вряд ли уберегло бы меня от смертной казни. Кстати, а в штате Вашингтон действует смертная казнь? И как ее реализуют? Лучше бы, наверное, инъекцией, хотя электрический стул, тоже неплохо. Я вспомнил фильм «Зеленая миля», меня передернуло. Потом вспомнил, что как-то слышал по телевизору, что казнь в Вашингтоне отменена. Единственный вопрос – в штате или в городе. Что ж, буду надеяться, что речь шла о штате.

Вернемся к моему инвентарю. Я, конечно, не искушённый преступник, но даже мне было ясно, что домой мне нельзя. Значит мне нужны наличные. И выбросить телефон. Но попозже.

Мой шаг стал тверже, я целеустремленно разглядывал улицу. Все-таки, насколько все становится проще, когда у тебя появляется план. Сейчас мне нужно было срочно найти банкомат. Да, я знаю, что все они оборудованы камерой, но в моем случае думать об этом было как-то смешно. Словно менять занавески в объятом пламенем доме.

Как только в закусочной найдут труп, полиция сразу же получит мое детальное описание вплоть до шрама от аппендицита. Шутка ли, на протяжении почти двух лет я, чуть ли не каждый день, давился их прогорклым кофе и пригорелой яичницей. В этой ситуации, не стоило заострять внимание на том, что я попаду в объектив банковской охраны. Тем более, что бы я дальше не делал, а деньги мне необходимы.

Свернув за угол, я с облегчением выдохнул. В неприметном закутке, рядом с кондитерской гостеприимно расположился банкомат. Я направился к нему, стараясь не показывать излишней радости от первой за сегодня удачи.

Единственное, что слегка омрачило мою радость – стоящая перед монитором толстая афроамериканка, которая держала ребенка в одной руке и прижимала телефон к уху плечом другой руки.

– … не неси чушь, Лаверна, Трой не мог так поступить. Нет, это ты меня послушай, подруга. – громко и экспрессивно визжала она в трубку, не спеша тыкая пальцами в экран. Так медленно, что во мне начала закипать злость. То ли я злился от ее медлительности, то ли от бесцеремонного, развязного поведения. А может причиной закипающего во мне гнева был безвкусный яркий платок исполинского размера, оборачивающий эту даму по экватору. Или ребенок, глядящий прямо на меня пустыми глазами, посасывая пустышку, хотя на вид ему было лет пять.

В висках застучало.

– … его взял на работу тот латинос, ну, с ним еще сестра Антонио зажигала, – она перехватила свободной рукой и, казалось, совсем забыла, что нужно делать перед банкоматами.

Я взял себя в руки и неловко тронул ее за плечо. Она заткнулась и, развернувшись, уставилась на меня немигающим взглядом, в котором я читал все палитры ненависти.

– Что?

– Простите, мисс. Я очень тороплюсь, не могли бы Вы побыстрее закончить, или пропустить меня. Много времени я не займу.

– Ты что считаешь себя лучше меня?! – ненормальным голосом заорала она, – Погоди-ка сестричка, тут какой-то козел считает себя лучше меня! – добавила в трубку женщина, и полная решимости набрала в легкие воздуха, чтобы излить, давно заготовленную для подобных случае, тираду.

Я был обескуражен. В полемику мне вступать не хотелось, особенно после того, как я обнаружил, что, возможно способен убить человека. Пока я лихорадочно перебирал варианты действий, при которых, я не привлекая лишнего внимания, получу доступ к вожделенной прорези с деньгами, душные своды улиц взорвала громогласная сирена.

На секунду звуки смолкли. Я спиной почувствовал проносящуюся по дороге патрульную машину. Началось. Времени у меня оставалась все меньше.

– Заткнись, сука, и слушай. – было что-то в моем голосе, что заставило женщину прервать гогочущий поток, направленный на меня и уставиться испуганными глазами. – Ты сейчас заберешь своего выродка, развернешься и свалишь отсюда к чертовой матери!

Она в ужасе побежал. Оглядываясь через каждый шаг в мою сторону и прижимая плачущего ребенка.

Я подошел к банкомату – черт, эта стерва даже карточку свою не вставляла. Быстро сунув свою карту в прорезь, я набрал пароль и вызвал баланс. Подумав несколько секунд экран выдал “1800, 52”. Неплохо. Я запросил снятие всей суммы. Повисла пауза.

По-моему, мне попался самый медленный банкомат в Сиэтле. Кружочек на экране крутился, наматывая мои нервы до предела. “В операции – отказано”. Что такое? Черт, я забыл о лимите.

Я нервно, со второго раза вбил пин-код и ввел сумму в 500 долларов. Опять появился кружочек. Меня обдало холодком. Я нервно обернулся, ожидая увидеть полицейского с наручниками или мою новую знакомую с топором.

Банкомат ожил, отсчитывая двадцатки. Я сгреб купюры в охапку, вытащил карточку и чуть ли не бегом скрылся в ближайшем переулке.