Сотник из будущего. Северная война

Иллюстрации и обложка для книги взяты с сайта https://pixabay.com/ru/

⁂

Часть I. Ледовый поход

Глава 1. Калева

Железная лавина конных рыцарей неудержимо накатывала на ратный строй новгородской пехоты, в котором стоял Калева. Вот-вот они врежутся в линию копейщиков, опрокинут её и покатятся, вминая растерзанные тела все глубже в землю. Подскочивший в упор огромный, как гора, дан занёс свой сверкающий меч над головой, и до неизбежной смерти оставалось всего лишь одно мгновение. Руки Калевы были словно ватные, его большая пятиметровая пика с четырёхгранным шилообразным наконечником слишком медленно ползла вверх, явно не успевая за противником.

Медленно, как же медленно двигаются его руки! Меч рыцаря резко пошёл вниз, и Калева, сделав судорожный вздох, закричал и проснулся.

– Тише-тише, сынок, успокойся, ты дома, это просто дурной сон, – мать, стоя на коленях около лежанки, гладила вспотевший лоб Калевы, расправляя его мягкие и спутанные светлые волосы, – Опять тебе эта страшная война приснилась? Ты уже третью ночь вот так вот кричишь и всех в коте будишь. Надо нам к ведунье Иинес на Иййоки речку сходить, пусть она пошепчет над твоей макушкой и нужного отвара нам потом даст. Иинес сильная, все стихии ей покоряются, с любого порчу или наговор она снимет, всякую хворобу или недуг уберёт, а испуг водой отлить сможет.

– Глупости это всё, мама, ворожба. Я ведь крещёный.

И Калева достал из-под исподней рубахи свой медный нательный крестик.

– Негоже мне по ворожеям да по языческим капищам ходить. Древнюю веру нашего народа я уважаю и чту, потому как от природы она, тем более, что нет на ней крови людской. Однако, и в обрядах участвовать теперь не смогу, не обижайся мама, – и Калева нежно обнял сухенькую старушку, – Правильная вера ведь не разъединяет, а только собирает людей. Как знать, может, примет её наш народ? Не зря же славяне уже более трёх сотен лет веру Христа приняли, и в великой силе этот народ состоит. Я сам не всё ещё разумом охватил, но вот сердцем чувствую, мама, что добрая и правильная эта вера будет. И уже много наших карел крещение приняли. А мой командир и вовсе говорит, что коли на то Высшая воля будет, так и все люди наших земель со временем её примут. Ну да о том мне сложно пока говорить, я-то два года всего как крестился, и к этому самолично пришёл, пока там русскому ратному делу учился… Эх, мама, знала бы ты, как в нашей дружине интересно. Там нет деления на то, какого ты роду племени будешь. Лишь бы человеком был хорошим и товарищем надёжным.

– Хорошо, сынок, – улыбнулась покладисто Хилма (Тихая-фин.), – За руссами большая сила нынче, и нам, Карелам, они обиды не творят. Отдыхай, сынок, где как не в родительской коте ещё можно выспаться. Вам ведь с отцом ещё рыбу на озере ловить да потом её на зиму готовить.

И Калева опустился на крытую шкурами лежанку.

Две коты, традиционные жилища финских народов, стояли на высоком берегу речки Кохисеваноя, что выходила с южной оконечности озера Кайвасъярви, и катила свои быстрые воды дальше на восток, в огромное, как море, Ладожское озеро. Карельские семьи любили селиться в таких местах, где были хорошие охотничьи угодья и богатая рыбная ловля. Этот народ делился на пять родов, не любил скученности, городской сутолоки и суеты. Соседи жили друг от друга порою в десятках километрах, собираясь вместе только лишь по важным событиям, на торгу, по великим праздникам или же на зов своих родовых вождей валитов.

Жилищем финских народов была кота. Тонкие концы длинных, ровных, очищенных от коры вершин деревьев сходились в ней конусом кверху и там уже скреплялись так, чтобы образовывать отверстие для выхода дыма. Под этим отверстием в середине постройки находился очаг, сложенный из плоского камня и обмазанный глиной. На него, или же вовнутрь, клали дрова, а над разводимым огнём на крюках висели чугунные да медные котлы. Зимой снаружи стены коты покрывали шкурами и окружали для лучшего сохранения тепла высокой снежной насыпью. Пол внутри жилища устилали хорошо просушенным сеном и укрывали поверх него плотным войлоком или же выделанными шкурами. По бокам жилища из шкур пушных зверей устраивали лежанки. Вход в коту для защиты от холодных северных ветров был всегда обращён к югу. По сторонам от него на высоких и гладких столбах для сохранности от зверей находились кладовые, где держали вяленое мясо, сушёную и копчёную рыбу, добытую охотниками, и выделанные меха.

На лето люди переселялись в другую коту, сложенную из более тонких жердей и покрытую вместо шкур берестой. Семьи карел жили обособленно, занимаясь в основном рыбной ловлей и пушным промыслом. В более южных и равнинных местах издревле велось подсечное земледелие.

Разбудил Калеву смех сестёр погодок Локки и Пьяско (Чайка и Ласточка), им было по 14 и 15 лет, и девушки входили уже в возраст невест. Сидя в «женском углу», девицы о чём-то оживлённо шептались и, примеряя яркие платки, привезённые братом в подарок, порой увлекались, ведя себя слишком шумно.

Вот, кряхтя и покашливая со своего места, встал отец Войтто (Победа-карел.).

– Расчирикались, птички, всё бы вам свои пёрышки приглаживать! Пока мать готовит, делом лучше займитесь, сороки, – проворчал хозяин семейства и начал натягивать поверх исподней верхнюю плотную рубаху из грубого сукна.

Хилма, помешивая густоё рыбное варево в большом чугунном котле над очагом, неодобрительно посмотрела на дочек и кивнула на большой, стоявший у входа, кувшин.

– Всех разбудили, болтушки? Воды ка лучше принесите, чем красоваться с утра. Балует вас брат, вон, сколько подарков навёз, и платки им, и отрезы тканные, и ленты разноцветные, да бусы стеклянные. Будет в чём теперь перед людьми на сходе показать. И медный котёл ещё отмойте и речным песком ототрите, как следует! – прикрикнула на собиравшихся, на улицу дочек хозяйка.

Локки и Пьяско схватили посуду и вышмыгнули за входной полог.

– Да ладно, мама, пусть веселятся, пока живут в родительском доме. На чужую сторону за мужем уйдут, там то им уже вовсе не до веселья будет, – с улыбкой произнёс Калева, натягивая меховые полусапожки.

Стоял уже ноябрь, и лёгкий снежок покрывал землю по самую щиколотку. Мороз пока ещё не сковал голубой бронёй озера и речки Карелии, и Калева легко пробежал мимо огромных валунов, туда, где в скалистой расщелине сбегал по камням небольшой ручей – водопадик. Сестрёнки уже наполнили студёной водой широкий глиняный горшок и теперь оттирали мхом с мелким речным песком котёл. Пальцы у девушек застыли от ледяной воды, и, кутаясь в свои меховые накидки, они с удивлением смотрели на то, с какой лёгкостью их брат, скинувший с себя полушубок, с громким уханьем и фырканьем умывается да обтирает по пояс своё крепкое тело.

– Застудишься, Калева! Неужто не зябко тебе?

На что тот только усмехнулся и шутливо плеснул в сестрёнок полной пригоршней воды из ручья.

«Птички» громко завизжали и пустились на утёк. А Калева с весёлым смехом перекинул через плечо полушубок, подхватил на руки сияющий чистой медью котёл, наполненный водою горшок, и с лёгкой натугой побежал вверх к коте. На душе стало как-то легко и весело, а впереди у него ещё был целый месяц ратного отпуска в родительском милом доме. Отпуска, полученного им и всеми его товарищами после недавнего заграничного похода. И так же, как Калева, сейчас сотни бойцов Андреевской бригады из славян, эстов, веси, води, карел, берендеев и других народов и народностей находились так же на заслуженном отдыхе.

– Р-р-р! – громко как медведь зарычал Калева, и, откинув полог, шагнул в коту.

Локки и Пьяско быстро порскнули, спрятавшись за мать, а старая Хилма только укоризненно покачала головой:

– Уже скоро двадцать лет, мужчина в самой силе, жениться давно бы пора, а он всё сестрёнок пугает как в детстве, эх, Калева, Калева!

– Ладно, не ворчи, мать, – ухмыльнулся Войтто, – Вспомни, какими мы с тобой сами были в молодости. Я в ту осень, когда тебя сватал, как раз из похода на Або, куда мы вместе с русскими ушкуйниками ходили, вернулся. Хорошими подарками тестя с тёщей одарил! Уважил всю будущую родню, вот и сговорились, видать, тогда легко, – и Войто лукаво усмехнулся.

– Ты наговоришь тоже, старый, – махнула в его сторону хозяйка семейства, – Если бы сам не по душе был мне, то никакие дары бы тебе не помогли, вон, так же как Саули отворот-поворот бы получил!

– Эй, Урхакко (Бесстрашный – карел.), сбегай-ка к старшему брату, зови, их всех есть, и любят же поспать подольше, лежебоки!

Самый младший из сыновей, одиннадцатилетний мальчуган, накинул телогрейку и с готовностью выскочил на улицу. Пожилые Войтто и Хилмари со своими младшими детьми жили одной большой семьёй в своей коте. Рядом с ними стояла кота их старшего сына Элокуу, где он и проживал с женой Тойникки и двумя малыми детками. Такое совместное проживание одной большой семьёй здесь не было редкостью, так как вместе было гораздо легче противостоять всем трудностям и опасностям сурового северного края.

Поздняя осень в Карелии больше походила на зимнюю пору. Дули пронизывающие северные и западные ветра. Выпавший снег уже не таял. И вот-вот можно было уже ждать прихода более серьёзных морозов, что буквально за пару-тройку дней смогут покрыть льдом ближайшее озеро Кайвасъярви, с которого-то в основном и кормилась рыбной ловлей вся большая семья.

Плотно позавтракав, все обитатели обеих кот направились на берег озера. Заготовка рыбы на зиму было делом ответственным, и каждая пара рук тут была на счету. На двух небольших лодках долблёнках мужчины вывезли, расправили и выставили на узкой северной стороне озера широкие, плетёные из конопляной нити, сети. Все три они были накрепко связаны между собой. Сверху на них были навязаны берестяные и деревянные поплавки, а низ снасти расправлялся за счёт каменных грузил.

После подготовки сетей челны бесшумно заскользили к северной оконечности озера, чтобы уже там развернуться и загнать рыбу в снасти. По бокам с берега, чтобы добыча не выскальзывала по краям, готовились её отгонять шестами к центру сестрёнки Локки и Пьяско. По взмаху самого старшего рыбака Войтто, однодревки двинулись в сторону сетей. Гребли вёслами в них самые младшие, Калева с Урхакко. Отец со старшим сыном Элокуу в это время громко хлопали по воде длинными боталами – шестами с навершием на конце в виде роготульки.

По команде, стоявшие на берегу у выставленной сети сестрёнки тоже начали бить шестами по воде, выгоняя от берега рыбу в сеть. Та буквально на глазах отяжелела и немного притопла, погружая свои поплавки в воду. Есть добыча! Осталось только перетрясти всю снасть и выбрать из неё улов.

Сеть перетряхивали с обеих сторон, Калева придерживал на вёслах лодку и как ребёнок радовался каждой крупной рыбине, падающей на её дно. Есть в каждой рыбалке что-то такое сказочное и таинственное. Никогда ведь не угадаешь наперёд, что она тебе принесёт, богатый ли улов или лишь парочку мелких плотвичек.

На этот раз трудились рыбаки не зря. На днище долблёнки прыгали, блестя чешуёй, судаки, щучки, окунь, лещи, язь, форель, сиги и крупная плотва, даже несколько лососей и красивых редких хариусов сегодня попались.

«С такой-то добычей даже и в ледяной воде веселей работать,» – подумал молодой рыбак, сменив у сети отца, у которого уже онемели на холоде руки.

Однако, замёрзли на озере все!

Тем приятней было на берегу пить горячий травяной отвар, держа в изрядно закоченевших руках небольшие глиняные горшочки.

– Сейчас мы с Тойникки уху из свеженького жирного сига вам отварим, мои мальчики, будет у вас в животе горячо да сытно, не так иззябните на ловле, – суетилась Хилма у потрескивающего костра на берегу, – Замёрзли наши добытчики, вон ведь как мороз пробирает до самых костей!

Впереди у рыбаков было ещё два участка для облова, а затем ещё нужно было прибрать для долгого хранения всю рыбу в те самые склады, что высились на верху ошкуренных стволов перед жилищами. Вот потом-то и можно было отдыхать да отогреваться у очага в жарко натопленной коте и слушать истории-легенды родного лесного края.

Глава 2. Ийбу

Тело само, без всякой указки разума, бросило Йибу тысячи раз отработанным движением на слегка прикрытый снегом мох. Не одна веточка стланика или черничного кустика не дрогнула, выдавая этим пластуна. Только насторожённый Арно подполз тихонько под левую руку хозяина и молча ткнул его носом в плечо.

– Тьфу ты, дружище, мы же на своей земле, ты что у меня тут шуткуешь-то? – и карел-собаковод потрепал ласково за ухом своего четвероногого товарища.

Но Арно, как это ни странно, на ласку хозяина не ответил, а всё также напряжённо вглядывался туда, где его явно что-то сейчас тревожило. Йибу уже давно не был тем наивным карельским недотёпой, что пришёл вместе со своим родичем Ерхо на службу в новгородскую бригаду Сотника. Выучился он ратной службе, выдрессировал прекрасного четвероногого друга, участвовал в битвах и в заморском датском походе. Теперь же вот отдыхал он от ратных дел в родном краю Южной Карелии, в семейной стоянке у озера Нуйямаярви, а родич Ерхо навсегда остался под поклонным крестом в германской долине Борнхёведе.

– Что такое, Арно, тебя что-то там беспокоит?

Ийбу, всецело привыкший доверять чутью своего пса, исподволь насторожился и тихонько переместился под свисающие нижние ветки ближайшей ели. Замерев под ними, он начал напряжённо всматриваться туда, куда так же пристально, оскалившись, всматривалась и его собака. Там явно кто-то был! Вот с большой и густой ели у дальнего поворота тропы дрогнула в середине кроны ветка, качнулся кустик можжевельника напротив, и снова стало тихо. И точно, у поворота тропы наверняка кто-то был, и был он там, судя по всему, точно не один. Лёгкий ветерок сейчас дул в сторону Ийбу, потому-то и почувствовал тех людей Арно.

Тропка, по которой шёл пластун, вела от многих семейных стоянок и просто одиночных кот к центральному селищу рода, рядом с которым располагался традиционный торг и Хийси – священная роща, где под руководством своих жрецов-арбуев карелы справляли свои древние обряды. До селища было уже недалече, всего-то пара вёрст по извилистой лесной дорожке, и никогда ещё прежде не было такого, чтобы таились люди к нему на подходе, да ещё так удачно, как в настоящей воинской засаде. Сердце пластуна тревожно заныло. Тут явно что-то было не так, и Ийбу, обогнув опасное место широким полукругом, зашёл неизвестным людям со спины.

Под густыми кустами можжевельника, всего в паре шагов от тропки, лежали двое. Оба были в меховых полушубках и в лохматых шапках, на ногах койби – сапоги из оленей кожи мехом наружу, а на всей одежде по традиции финских народов были нанесены оберегающие знаки, по которым всегда можно было определить принадлежность рода их хозяина. И это были не карелы! Таких нашивных оберегов у народа Ийбу просто не было! Вот тот, что был справа, слегка приподнялся и глухо крикнул в сторону приметной ели. И ответ ему раздался такой же приглушённый отклик. Люди, скрывавшиеся сейчас в засаде, были из народа Хями (Емь – старорусский), и это были воины! Пластун чётко разглядел у приподнявшегося боевой лук и большое воинское копьё. Теперь нужно было быть крайне осторожным, ведь эти, что здесь затаились, явно неспроста тут так грамотно устроились. И Ийбу осторожно отполз в сторону извилистого, усыпанного валунами оврага, по которому можно было скрытно прокрасться к селищу, сведя возможность встречи с врагом к минимуму.

Нужно было предупредить старейшин и вождей рода о воинах Хями, если только ещё было не поздно. И они с Арно прибавили ходу.

Отношения между финскими народами всегда были непростыми. Карелы, мирно существовавшие с восточными и южными народами: Весью, Водью, Ижорой и Чудью, зачастую враждовали с теми, что жили от них к западу, то есть с финскими народами Сумь и Емь. Причин тут было множество, и в последнее время на первый план из всех выходило внешнее враждебное влияние Швеции, пытавшейся подобрать под себя всю восточную Фенноскандию. Если с западными финскими народами у свеев были несомненные успехи, и там их влияние медленно, но постепенно росло, то карелы стали именно той преградой, через которую потомкам викингов перешагнуть, идя на восток, уже явно не получалось. И опорой им в этом был Батюшка Великий Новгород.

Подкрадываясь по заросшему кустарником оврагу, Ийбу почувствовал запах дыма. Тянул он явно с того направления, куда и держал свой путь пластун. Дым. Был он совсем не такой, когда горит простое дерево. Тянуло сейчас чем-то прогорклым и тошнотворным, как будто бы от сгоревшего ворса шкур, а иногда так и вообще накатывало тошнотворно-сладковатым запахом сгоревшей плоти. Точно такой же запах уже довелось встретить пластуну в заграничном походе. И это был запах войны и смерти!

Ийбу достал из-за плеча боевой лук и наложил на тетиву стрелу. До цели оставалось всего ничего, и нужно было быть готовым к бою.

Сторожились не зря. Арно, следуя в паре шагах впереди, вдруг напрягся и вытянулся в сторону заросшей боковой расщелины. Помятый мох на камне, сбитый на валежине снег, чуть сдвинутая в сторону ветка кустарника, всё подсказывало хорошему следопыту, что совсем недавно тут прошли люди, и, скорее всего, где-то здесь они и затаились. Но его собака на удивление вела себя сейчас мирно, совсем не проявляя агрессии, значит, опасности она не чувствовала, и карел, сложив руки у рта, тихонько позвал неизвестных особым кличем, принятым только в их роду. Ветка крушины впереди дрогнула и чуть сдвинулась в сторону, а в открывшемся проёме блеснуло острое жало копья.

– Кто тут? – раздался тихий окрик на родном наречии, и Ийбу осторожно выступил из-за валуна.

– Я, Ийбу, сын Тойветту с озера Нуйямаярви, рода Роуккола, шёл в родовое селище, увидел чужих людей и почувствовал дым, что тут случилось, выходи! – ответил пластун, и на всякий случай чуть прикрылся за камнем.

Осторожность, как известно, никогда не бывает лишней!

Из куста с копьём наперевес выступил подросток. С виду ему было не более 14-15 лет. На голове шапки не было, а его когда-то белые волосы сейчас слиплись и потемнели от запёкшейся крови.

– Я тебя узнал, Ийбу, вы два года назад вместе с Ерхо за Ладогу в русскую дружину подались, к их князю на службу. Сказывали у нас, что с большими дарами ты в свою коту на отдых вернулся. Меня Коргей зовут, я младший сын Суло.

Пластун погладил Арно по голове и подошёл поближе. Лицо подростка было осунувшимся, на лице и одежде виднелись следы крови, выбежавшей похоже из глубокого рассечения головы возле самой макушки. Он крепко сжимал в своей руке копьё, а его глаза горели каким-то внутренним лихорадочным огнём.

– Кто ещё с тобой? – задал вопрос Ийбо и заглянул за куст в расщелину.

Сжавшись в небольшую кучку, в самом дальнем углу её сидела женщина с маленьким ребёнком на руках, девушка и ещё двое детей. Все они с огромным испугом уставились на высокого мужчину с оружием в руках, буквально вжимаясь в страхе в каменную стену расщелины.

– Тише-тише, дорогие, свои! Сейчас вас подальше отсюда выведем, не бойтесь, – как только мог, успокоил беженцев Ийбу и выбрался из-за куста обратно в овраг, – Рассказывай! – потребовал он у подростка, присаживаясь на корточки и стянув из-за своей спины дорожный мешок, – Арно, сторожить! – и по его указанию рыжий пёс пробежал шагов десять по расщелине вперёд и вытянулся, усиленно втягивая ноздрями воздух.

– На нас напали на рассвете, – запинаясь, начал свой рассказ Коргей, – Со всех сторон над частоколом взметнулось множество вражеских воинов Хями, потом разом полетели стрелы, копья и горящие факелы, а выбегающих в панике из своих кот карел начали тут же рубить топорами и колоть копьями. Сначала убивали всех, упиваясь жаждой мести. Затем, видно пресытившись, в основном убивали уже выборочно, в первую очередь мужчин и мальчишек подростков, а так же старых и пожилых людей. Девушек, молодых женщин и детей хватали и тут же вязали верёвками с ремнями. Сопротивление тех карельских воинов, кто успел схватиться за оружие, было подавлено быстро, слишком неожиданным было для всех нападение.

Ему с сестрой Виеной, женой брата Нанхикки и их детьми удалось скрыться по тому потайному ходу, что вёл из селища за частокол. Они решили до ночи затаиться в этой расщелине оврага, а дальше уже выбираться на восток поближе к Ладоге.

– Голову нагни! – скомандовал Ийбу, и, заметив удивлённый взгляд подростка, пояснил, – Рану на голове прижечь надо, рассечение у тебя сильное, от того и кровит до сих пор. Терпи, терпи, – вдавил он его плечо вниз, когда мальчишка попытался вскочить. Такой огненной, жгучей водой мы в бригаде всегда раны друг другу обрабатываем, чтобы потом кровь не испортилась, и огневица не взяла. Всё, перетерпел? – и пластун, убирая глиняную фляжку с крепким хмельным назад в свой дорожный мешок, сочувственно посмотрел на мальчишку.

– Молодец, Коргей, хорошим воином будешь. Замолвлю перед своим командиром за тебя слово, если ты в нашей сотне служить захочешь. У нас уже больше трёх десятков карел есть в бригаде. Только бы нам отсюда к своим выбраться, и всех твоих родичей с собой вывести. Пошли к ним! – и они нырнули в расщелину.

Беженцы всё так же молча сидели сиротливой кучкой, недоверчиво посматривая на незнакомого воина. И только когда Коргей объяснил всем, кто такой Ийбу, напряжение у людей понемногу спало.

Из мешка были извлечены ржаные лепёшки, вяленое мясо лося и вода в плоской фляге. Не Бог весть, конечно, какая еда, ну да хоть что-то, чтобы всем подкрепиться.

Глядя, с каким аппетитом беженцы хрустели лепёшками, Ийбу поймал на себе заинтересованный взгляд Виены. Девушка была красивая, с правильными чертами лица и большими светло серыми глазами в окаймлении длинных ресниц. Не портил её простой потёртый полушубок и испачканный, как видно, в тайном лазе платок. На вид ей было около шестнадцати-семнадцати лет.

«Самое время в невестах ходить, а не по лесам от врага бегать,» – подумал пластун и с ободряющей улыбкой подмигнул красавице.

Виена вспыхнула всем лицом и спряталась за плечо самой взрослой из здесь присутствующих Нанхикки. Та же, размочив водою лепёшку, кормила ею малыша. Рядом с ней на корточках сидели ещё детки-погодки семи и восьми лет от роду, мальчик и девочка и, глядя на маму с маленьким братиком, они усиленно жевали сушёные полосы лосиного мяса.

Ийбу был молодым воином, вся его ответственность распространялась ранее только на него самого и на его верного четвероногого друга. Теперь же всё разом изменилось. Он был в ответе за эти шесть человеческих жизней, которых нужно было вывезти из враждебной территории, спасти их от злого человека или лесного зверя, прокормить и переправить в безопасное место. А как это сделать, нужно было хорошо и крепко подумать, и все мысли у разведчика теперь были только об этом. Оставаться в этой расщелине долго было нельзя, у еми были прекрасные следопыты, и, прочёсывая ближайшую местность после разграбления селения, они непременно наткнутся на свежие следы беглецов. А тут ещё недавно выпавший снежок будет им в помощь. Лесовики читают след по земле как грамотные люди по бересте или же по умной книге. Поэтому следовало срочно убираться подальше к востоку, пока враг сейчас занят в селении, а потом будет отдыхать и праздновать свою победу. Помимо спасения беженцев пластун понимал, что необходимо как можно быстрее предупредить другие карельские роды, ведь вся сила врага сейчас была во внезапности. Карелы были сильным народом и вполне могли за себя постоять, для этого им только нужно было время, чтобы собраться, ну и хоть какие-то знания о враге, о его численности, вооружении и всего того, что могло бы пригодиться для успешной лесной войны.

Поэтому, все хорошо взвесив, Ийбу принял решение, озвучив его вслух для всех: «Беженцам идти по оврагу, как только можно дальше к востоку. Выбираться из него только тогда, когда он повернёт на юг. После этого выходить на ближайшую тропку и следовать, никуда не сворачивая на восход солнца, в направлении озера Ханхиярви. Ну да там я сам уже догоню, и затем вместе продолжим путь. Веди всех с осторожностью, Коргей, ты за старшего мужчину в своей семье сейчас. Береги женщин и детей, а я вас скоро нагоню.» – напутствовал Ийбу подростка.

И, когда небольшой отряд беженцев скрылся за поворотом, он, неслышно ступая по оврагу, двинулся вслед за своим Арно к селищу. Засад на пути не было, и через короткое время они сумели подобраться к нему на расстояние полёта стрелы.

Селение карельского рода Роуккола стояло на большой поляне. С востока его окаймлял глубокий овраг, а с юга – быстрая и порожистая речка. С запада и севера подступал к частоколу густой и тёмный еловый лес. За ним же, буквально в полдне пути, располагалась огромное озеро Сайма, вернее, гигантская озёрная система, состоявшая из тысячи водоёмов и островов. И как раз по этим-то водным путям, похоже, и нагрянули сюда захватчики. Селение, обнесённое частоколом, сейчас чадило и пылало. Именно от горящих шкур кот и несло тем удушающим смрадом, который чувствовался аж за вёрсты отсюда. Сами нападающие расположились лагерем чуть в сторонке, ближе к северной части поляны и у самой опушки леса. Пластун чётко отслеживал, как от занявшегося огнём, с юга частокола отбежало с десяток людей с факелами, и затем они, уже разделившись, пошли вокруг всего забора, поджигая наваленные под ним кучи хвороста. Во вражеском лагере же царила суета. Сновали туда-сюда воины, устанавливались пологи и разжигались походные костры. Слышались громкие крики и смех. Вдруг округу огласил истошный женский визг, огромный воин в круглом шлеме и чёрном плаще с хохотом тащил за волосы к стоящему тут же неподалёку шатру молодую женщину. В сидящей на притоптанном снегу тесной толпе пленников началась паническая суета. Вскочившие с места несколько человек тут же упали на землю под ударами древок копий и дубинок их охраны, а одного слишком буйного мужчину уже оттаскивали за ноги прочь. За ним в снежной борозде алел широкий кровавый след.

Ийбу стиснул челюсти так, что аж скрипнули зубы: «Весело вам!? Подождите, повеселитесь ещё!»

Но сейчас он был попросту бессилен что-либо предпринять. На поляне у становища находилось не менее трёх сотен вооружённых врагов, и сколько их ещё там бродило по окружающим лесам, было вообще непонятно. Большая это была сила для лесного края, и нужно было срочно донести о ней весть на восток.

Соскользнув ползком в овраг, пластун поспешил вдогонку за ушедшими по нему ранее беженцами. Далеко уйти они не могли, с малыми-то детьми не особенно ведь разбежишься по камням, и Ийбу, идя по следу сородичей, планировал их уже вскоре догнать. В очередной раз хозяина выручил пёс. Легко скользя вперед на несколько шагов, он вдруг резко остановился и ощетинился, подавая традиционный сигнал тревоги. Впереди, за изгибом основного русла оврага, уходящего на юг именно в том месте, где беженцы и должны были из него выбираться, следуя на восток к ближайшей тропе, были сейчас люди, и, судя по поведению Арно, их было нужно опасаться. Тихонько подкравшись поближе, Ийбу осторожно выглянул из-за скального выступа. Открывшаяся картина не радовала.

Похоже, вляпались они по полной! Около стоявших испуганной группкой женщин и детей с торжествующим видом вальяжно стояли двое воинов еми. Третий, как видно, приглядывающий за всем сверху на самом гребне оврага, с луком в руках и наложенной на тетиву стрелой, тоже был весь увлечён тем, что сейчас происходило внизу. Коргей лежал чуть в стороне от всех. Его копьё было отброшено в сторону, а сам он, судя по всему, только недавно сбитый ударом, пытался лишь прийти в себя, озираясь по сторонам.

– Да добейте вы уже этого волчонка, Марти, и самого мелкого с ним заодно, всё равно с них толка не будет, только зря кормить. Да выводите потом всех наверх. Вот и будет нам хороший повод на стоянку к кострам вернуться! – выкрикнул вниз тот лучник, что стоял, страхуя всех сверху.

Здоровый, звероватого вида финн, одетый в лохматую шубу и шапку, весело в ответ оскалился и перехватил поудобнее копьё.

Сжавшееся в тугой узел время сейчас полетело быстрее стрелы, что была выпущена из лука Ийбу.

«В первую очередь выбивать стрелков!» – правило пластунов Андреевской бригады было железное, и оно было написано кровью. Верхний лучник, увлечённый диалогом со своими товарищами, не успел среагировать и покатился, хрипя, вниз со стрелой пластуна в шее.

– Арно, взять!

Бить из лука было нельзя, так как на линии полёта стрелы рядом с врагами находились и сами беженцы, и теперь им с псом оставалось только лишь идти в ближний бой. Лук был отброшен в сторону и, метнув в прыжке в ближайшего к нему врага копьё, Ийбу уже на лету выхватил из ножен свой короткий пластунский меч. Финны быстро пришли в себя, ведь медлительные просто не доживали до возраста матёрого воина, и тут бы, наверное, пластуну и конец. Увернувшийся от летящего навстречу копья, Марти уже сам в ответ бил своим же карелу в грудь. Подвело его только то, что нападали на него двое. Подлетевший чуть впереди хозяина Арно отвлёк на себя часть внимания здоровяка и дал такое спасительное мгновение Ийбу. Отбивая собаку ногой в сторону, копейщик чуть-чуть не рассчитал своего удара, и стальное жало распороло полушубок пластуна, только слегка резанув ему бок. Уже проскакивая сбоку и вперёд ко второму врагу, Ийбу хлестнул в резком полуобороте мечом противника, буквально вскрывая ему лезвием шею. Оставшийся пока в живых со своим боевым топором третий молодой финн, видимо, боевого опыта не имел и, запнувшись о неожиданно бросившегося ему под ноги подростка, погиб парой секунд позже.

Буквально пару десятков ударов сердца длилась эта короткая схватка, а казалось, что вымотался как на часовой тренировке в бригаде.

Заполошно дыша, Ийбу подошёл к сидящему на корточках около окровавленного трупа подростку. У того под глазом наливался лиловым цветом огромный синяк, сам же он, казалось, сейчас не в силах был оторвать взгляда от лица финского паренька, что лёжа уставился мёртвыми глазами в небо.

– Совсем молодой ведь он был, Ийбу, чуть лишь старше меня…

Пластун присел рядом и прижал голову мальчишки к груди:

– Он пришёл к нам с войной, Коргей. Пришёл на нашу землю, чтобы убивать. И если бы мы его не остановили, то погибли бы твои родичи и ты сам. Ты настоящий воин, мужчина, и спасибо тебе за помощь. Если бы не ты, может быть, и мне бы довелось тут лежать на вот этом самом месте. Подумай об этом! – и Ийбу пошёл к женщинам и детям.