Za darmo

Второй шанс

Tekst
519
Recenzje
Oznacz jako przeczytane
Второй шанс
Audio
Второй шанс
Audiobook
Czyta Светлана Радужная
10,72 
Zsynchronizowane z tekstem
Szczegóły
Второй шанс
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Пролог

Со светлым червячком встречается змея

И ядом вмиг его смертельным обливает.

Убийца! – он вскричал, – за что погибнул я?"

Ты светишь", – отвечает.

А.А. Дельвиг.

Москва. 1999 год.

– Вы понимаете, Дэниэл, что я обязан сообщить в правоохранительные органы о случившемся инциденте с вашей женой?

Дэниэл Норман отодвинулся от стены, чуть поддавшись вперед, и поднял на врача свой пустой равнодушный взгляд, в котором отчетливо читалось полнейшее безразличие. Он все еще находился под кайфом, голова гудела, мысли метались, словно в сумасшедшей гонке, сердце стучало так оглушительно, что слова врача, доносились до него сквозь плотный туман. Нет, ничего он не понимал. Его ломало так, что хоть самого под нож. К черту Кристину.

Во взгляде Игоря Журавлева, легендарного хирурга, отражалось такое презрение и отвращение, что Дэниэла это даже позабавило. Разве врачи не должны сдерживать свои эмоции. Сейчас этот измученный уставший после десятичасовой операции хирург, похоже, был готов наброситься на Дэниэла с кулаками. И, черт побери, был бы чертовски прав. Если бы Норман мог сам двинуть себе по морде, он бы это сделал, но, увы, что сделано, то сделано.

– Да, я понимаю, док, – кивнул Дэниэл, прищурив ледяные синие глаза с неестественно-широкими смоляными зрачками. – Она жива? – сухо спросил Дэниэл.

Игорь Журавлев долго смотрел на обдолбанного сынка одного из крупнейших инвесторов клиники. Через пару часов Дэниэла Нормана начнет ломать, и док с каким-то несвойственным ему злорадством ждал, когда настанет этот момент. Журавлев тщетно пытался найти в высокомерном бесчувственном молодом парне хоть какие-то эмоции, но видел только тупое равнодушие и желание поскорее убраться из больницы, куда угодно. Даже в тюрьму.

Хирург никак не мог осознать, постичь того, что случилось с девушкой, которую он оперировал почти десять часов, вытаскивая с того света. Глядя на ее мужа, он искал ответы, но не находил. Это было ново для Игоря Журавлева. За свой век он чего только не насмотрелся, но такое в его практике произошло впервые.

Если бы не положение, которое занимал его миллиардер отец – Джон Норман, Журавлев давно бы взял за грудки наглого подонка и вытряс из него душу. Но Игорь не мог этого сделать по множественным объективным причинам. Доктор с досадой думал, что, вероятнее всего, дело не дойдет до суда, если, вообще, будет открыто. С деньгами Норманов им удастся замять скандал и избежать судебного решения.

– Кристина пережила операцию. Она в реанимации, в крайне тяжелом состоянии. Прогнозы ставить пока рано.

– Понятно, – мрачно кивнул Дэниэл, стиснув челюсти и отводя взгляд в сторону. Даже такой бессовестный подонок, как он, не мог смотреть в осуждающие глаза врача.

Все пять часов, что Дэниэл провел в коридоре, перед операционной, прошли, как в бреду. И он до сих пор находился под кайфом, наркотик все еще циркулировал в крови. Отвернувшись к стене, он уперся в нее лбом, чтобы остудить голову. Разрозненные воспоминания недавних событий складывались в хаотичную незаконченную картинку. Приложив максимум усилий он вспомнил, как вошел в больничный холл, держа на руках завернутую в покрывало Кристину. Ее кровь капала прямо на блестящий мраморный пол. Потом началась суета. Норманов знали в лицо. Его отец основал эту больницу четыре года назад. Именно данный факт сдерживал сейчас ведущего хирурга от самосуда над Дэниэлом. Как бы все не презирали Дэниэла, его отец – Джонатан Норман вызывал всеобщее уважение и поклонение, даже легкий страх. Благородный, сильный, уверенный в себе Джон, мудрый, богатый, щедрый, обеспокоенный всеми проблемами мира, и его сын – эгоистичный, проблемный прожигатель жизни. Какая нелепая карикатура на своего великого отца. Но он был бы другим, все могло сложиться иначе, если бы не жена Джона. Шлюха. Виктория, она во всем виновата.

«Что ж, теперь ты получишь по заслугам, дрянь. Я отнял у тебя самое дорогое, единственное, что еще трогало твое глупое порочное сердце. Где же ты? Почему не плачешь сейчас возле палаты своей драгоценной девочки

О, Дэниэл был уверен, что достопочтенной паре уже сообщили, что вытворил непутевый отпрыск Джона. Или вернуться из Нью-Йорка так быстро не получается? Дэниэл не был уверен, что они успели долететь до Нью-Йорка, когда их настигла "радостная весть". Он вспомнил ее счастливую глумливую улыбку, когда вчера она прощалась с ним и Кристиной. Ослепительная, усыпанная драгоценностями, окруженная всеобщим вниманием и любовью мужа. Да, этот свой день рождения она запомнит надолго. Тридцать шесть лет еще не возраст. Все страдания впереди, драгоценная Виктория. Но праздник удался. Дэниэл сам не понимал, зачем пошел на этот чертов прием. Дурочка Кристина заявила, что обязана поздравить свою мать. Так, что отчасти, она сама виновата.

– Игорь! – раздался крик, а затем стук каблучков по кафелю. Неужели!? А Дэниэл уже отчаялся дождаться. – Что с ней, Игорь? Она жива? Что случилось?

Дэниэл развернулся, чтобы успеть запечатлеть в памяти ее лицо, когда эта тварь узнает, что он сделал. Растрепанные светлые волосы, бледное лицо, глаза цвета разлившейся ртути, промокшие от слез и полные ужаса. Как долго он хотел увидеть холеную Викторию без своей лицемерной маски. Дэниэл ждал удовлетворения, злорадной радости, но ничего не чувствовал, совсем ничего. Мачеха игнорировала его присутствие, с мольбой глядя прямо в глаза доктора, который судорожно сжимал ее ладони, хорошо понимая отчаяние женщины, отчаяние матери. Дэн задержал взгляд на простых джинсах и голубом кашемировом свитере. Она всегда одевалась с безупречным вкусом, который наконец-то ей изменил. Сейчас она напоминала обезумевшую от страха девчонку, а не светскую красавицу. Дэниэл не ошибся, поставив на Кристину. Вика родила ее рано, в восемнадцать лет, но материнские чувства не были ей чужды. Она глубоко любила дочь, хотя редко демонстрировала свои чувства. Сухая расчетливая сука.

– Она жива, Виктория, – мягко сказал Игорь Журавлев, чуть склонив голову. – Но в очень тяжелом состоянии. Я не хочу давать вам ложных надежд. Прошу вас, пройдемте в мой кабинет. Здесь говорить не стоит.

– Но я хочу видеть ее, – простонала Вика, до боли сжимая руку врача и с мольбой глядя в его глаза.

– Нельзя. Не сегодня, – твердо ответил Журавлев. – Кристина без сознания. Она в кома, Виктория, подключена к системе искусственного жизнеобеспечения.

– Что? – женщина закрыла рукой рот, чтобы сдержать вопль отчаяния. Наконец, ее побелевшие глаза остановились на Дэниэле, и гримаса лютой ненависти обезобразила ее совершенные черты лица. Ни один мускул не дернулся на лице парня, с холодной сдержанностью он встретил ее обвиняющий яростный взгляд.

– Это ты? Чудовище, что ты сделал? – закричала женщина, растеряв остатки сдержанности. Дэниэл презрительно ухмыльнулся. Доктору понадобилась вся его сила, чтобы удержать женщину, которая, как разъярённая тигрица, пыталась наброситься на Дэниэла. И она имела на это право!

– Что тут происходит? – раздался властный мужской голос. Дэниэл обернулся.

– Вот, и папочка пожаловал, – насмешливо пробормотал Дэниэл. Вся воля Джонатана сосредоточилась сейчас в его судорожно сжимающихся кулаках. Он не мог позволить себе публичной сцены. Слишком много свидетелей. В любой ситуации нужно уметь хранить лицо и достоинство. Жаль, что его сын никогда этого не понимал, что в итоге привело к трагедии.

– Он убил ее, Джон. Этот подонок убил ее, – истерично вопила Виктория, все еще пытаясь дотянуться до Дэниэла.

– Нам лучше пройти в мой кабинет, – настойчиво повторил Игорь, посмотрев в лицо Джона Нормана, единственного, кто мог трезво оценить масштабы катастрофы.

– Держи себя в руках. На нас смотрят, – строго обратился он к жене. – Пойдемте, Игорь.

Взяв под локоть дрожащую от ярости женщину, он уверенно пошел за хирургом, не удостоив сына взглядом. Но Дэниэлу пришлось последовать за ними. Бежать глупо. Джон найдет его везде. Пациенты и персонал, собравшись в небольшую кучку, провожали их любопытными взглядами.

– Джон, пообещай, что убьешь его. Он не должен жить. Ты понимаешь? – рыдала Вика, позволяя мужу вести ее.

– Милая, мы должны сначала все выяснить, а потом принимать решения, – со стальным спокойствием, стоившим ему немало сил, произнес Джон, ласково коснувшись ее щеки. – Здесь работают лучшие врачи, она выкарабкается. Кристина сильная девочка. Я ее знаю. Она так просто не сдастся.

– Она в коме, Джон, – сквозь всхлип вырвалось у Виктории. Близость мужа и его уверенность немного успокоили молодую женщину. Джон был ее опорой и надежным тылом. И еще – он никогда не врал. Женщина готова была упасть перед ним на колени прямо сейчас и исповедаться во всех грехах. Лишь бы Джон повторил, что Кристина выживет. Лишь бы заставил ее поверить…

– Все будет хорошо, – пообещал Джон, но от внимательного женского взгляда не укрылось, как заиграли желваки на его скулах. Дэниэла, наблюдающего за семейной сценой, мутило от отвращения. Руки начали предательски дрожать, сердце неравномерно скакало, боль царапала легкие, выкручивала суставы. Стиснув зубы, он терпел. Он тоже кое-что умел прятать.

Оказавшись в кабинете Дэниэл остался стоять возле закрытой двери, опираясь на нее спиной. Журавлев занял позицию у стола. Виктория села в кресло, бессильно откинувшись и закрыв лицо ладонью. Джон, как мраморное изваяние, застыл возле подлокотника кресла. Рука его покоилась на плече жены. Итак, позиции расставлены, все герои трагедии заняли свои места, а теперь действо....

Но Игорь Журавлев не решался. Ему сложно было открыть правду этим людям, которые смотрели на него с надеждой и страхом. Журавлев бросил взгляд на Дэниэла. Красивое лицо было также бесстрастно. Словно все, что сейчас происходит, его не касается. Может, он солгал? А, если так, то зачем?

– Игорь, – настойчиво и нетерпеливо произнес Джон Норман, пронзительно посмотрев в глаза Журавлева. – Как есть. Правду.

 

– С чего начать? – утомленное лицо хирурга посерело. Тревожный взгляд остановился на Виктории. Выдержит ли любящая мать правду о кошмаре, который пришлось пережить ее дочери?

– Сутки назад, мы видели Кристину в добром здравии на вечеринке у нас дома, – взволнованно заговорил Джон. – Мы проводили ее и Дэниэла до машины, а сами поехали в аэропорт и вылетели в Нью-Йорк. Нам позвонили, когда мы получали багаж, и сразу взяли билеты обратно. Как я понял, операция только что закончилась. Главное, что сейчас меня интересует – как она прошла.

– Мы сделали все возможное. – Игорь прочистил горло. Дышать стало трудно. Он безумно устал. – Кристина потеряла много крови. Сейчас ее состояние можно охарактеризовать, как крайне тяжелое. Она в коме, о чем я уже сообщил Виктории. Однако мы все должны надеяться на благополучный исход.

– Нужны ли какие-либо средства, лекарства, аппаратура? Может быть, вызвать специалиста из-за границы? – напряженно спросил Джонатан Норман, отчаянно пытаясь сохранить внешнее спокойствие.

– Нет, Джон. Мы обеспечены всем необходимым. Все, что зависит от нас, будет сделано, – глухо произнес доктор. Глаза его светились сочувствием. Он знал, что Джон медлит с главным вопросом, потому что боится ответов. Виктория спросила за него, откинув с бледного лица волосы, она посмотрела прямо в глаза хирурга.

– Что произошло? Как Кристина оказалась в больнице? – голос Виктории прозвучал сдавленно, хрипло, но в нем были твердость и сила, несвойственные хрупкой женщине. Журавлев быстро взглянул через ее плечо, на застывшую фигуру Дэниэла. В его глазах начали пробиваться отблески сознания. По всей видимости, наркотическое опьянение сходило на нет.

– Джон, вам следует держать Викторию, чтобы она не натворила глупостей, – предостерег хирург Нормана-старшего, который судорожно втянув воздух, кивнул и крепче сжал плечо жены, пригвоздив ее к креслу. – Прежде чем обратиться в полицию, мне следует все вам рассказать, – выдохнул Журавлев.

– Прекрати тянуть, – взвизгнула Вика, перейдя на «ты». Здравый рассудок покидал ее.

– Я понимаю вашу боль. Мне тоже тяжело. Дэниэл принес в больницу истекающую кровью Кристину, завернутую в одеяло. По характеру повреждений и внешнему виду девушки, я предположил, что она была подвергнута жестоким побоям и изнасилованию.

– Господи! – воскликнула Вика, снова зажав рот рукой, рыдания вырвались из ее горла стоном раненого зверя.

– Не понимаю, – нахмурился Джон, его челюсть окаменела. Он боролся с желанием обернуться и посмотреть на сына. Мужчина все еще надеялся на разумное объяснение. Дэниэл – глупец, жестокий избалованный мальчишка, но зачем? Зачем ему избивать и насиловать собственную жену, которая с ума по нему сходила?

– Как могло изнасилование привести к таким последствиям? – сбивчиво спросил Джон. Доктор отвел глаза.

– Это не простое изнасилование. Внутренние ткани девушки повреждены. Мы собрали ее заново, но эти повреждения очень серьезны, разрывы связок, переломы запястий, ребер, потеря крови, болевой шок, тяжелейшее психологическое состояние. Не стану перегружать медицинскими определениями и терминами, которые еще больше напугают вас. Кристине понадобиться очень длительный курс психологической помощи и реабилитации в будущем.

– Господи, за что? Джон, она же еще ребенок. Ей всего восемнадцать. Кто мог это сделать? – снова попыталась вскочить с места Виктория. Лицо Джона Нормана побледнело, губы сжались в полоску. Он удерживал жену, хотя сам был на грани взрыва.

– Почему у нее сломаны запястья? – надтреснутым голосом спросил Джон, дыхание со свистом вырвалось из груди.

– Смею предположить, она сломала запястья сама, пытаясь освободиться. Джон, ее зверски избили и изнасиловали, я уверен, что сделал это не один человек. И я обязан сообщить властям о случившемся. Дело в том, что Кристину принес в больницу ваш сын. Я спросил у него, где это произошло и, кто это сделал.

– И что он ответил? – почти не дыша, хрипло спросил Джонатан Норман.

– Он сказал, что слишком много выпил. Но уверен, что Дэниэл употреблял не только алкоголь. В любом случае, вы сами спросите у него. Трагедия случилась не на улице и не в парке, а скорее всего, дома.

– Ах, ты сукин сын! – закричала Виктория. Ей все же удалось освободиться от хватки мужа. Вскочив с кресла, она рванула в сторону Дэниэла. Ничего не понимая от боли и застилающей глаза ненависти, Виктория бросилась на него, впиваясь когтями в застывшее лицо парня, пиная ногами, пытаясь разорвать, задушить, стереть с лица земли. Дэниэл не сопротивлялся. Он все это заслужил и даже испытывал извращенное удовлетворение от происходящего. Доктор не сказал ни слова лжи. Парень продолжал стоять в той же позе, сжимая руки за спиной, и бесстрастно наблюдая, как отец оттаскивает свою рассвирепевшую жену. Журавлев среагировал моментально. И через несколько секунд в кабинете появилась медсестра со шприцом в руке. Джон держал Вику, пока ей вкалывали успокоительное. Обессилевшая Виктория безвольно повисла на муже, все еще теша себя тщетной надеждой, что все происходящее – просто кошмарный сон.

– Сейчас Виктория уснет. Медсестра проводит ее в палату. А нам нужно решить, что делать дальше, – произнес Журавлев. Джон согласно кивнул. Он как-то сразу постарел, лицо осунулось, посерело.

– Поклянись, что он заплатит, – прошептала Вика, заглядывая в глаза мужа.

– Он получит сполна, дорогая, – пообещал Джон потухшим голосом. Говорить не было сил. Засунув руки в карманы, он отрешенно смотрел, как медсестра уводит его жену.

– Что еще вы не сказали, Игорь? – повернувшись к доктору, безжизненно спросил Норман.

– Кристина была беременна, Джонатан. Я не мог сказать это при Виктории. Восемь недель, состояла на учете в нашей больнице. Думаю, она сопротивлялась так отчаянно, потому что боялась за жизнь ребенка. Кристина очень хотела родить. А теперь уже не сможет никогда.

– Что? – Дэниэл, наконец, вышел из состояния холодной отрешенности. В его глазах застыл вопрос, недоверие.

– Она не говорила вам, Дэниэл. Может быть, хотела сделать сюрприз.

Криво усмехнувшись, Дэниэл отвернулся. Он отлично знал, почему она молчала. Сюрприз, как же. Маленькая сучка хотела сбежать от него. Неделю назад он нашел припрятанные деньги и билеты.

– Тебе есть, что сказать? – с трудом выговаривая слова, обратился Джон к своему сыну. Дэниэл поднял голову, и посмотрел в убийственно-ледяные глаза отца. Он не увидел осуждения, злости, ярости, только презрение и отвращение. – Ты это сделал?

– Что ты имеешь в виду? – сухо спросил Норман-младший. Из царапин, нанесенных Викторией, сочилась кровь, но он не чувствовал боли. Он ничего не чувствовал, кроме пустоты и желания покинуть больницу. Ему опостылел этот фарс. – Если ребенка, то да. Я его сделал. А насчет остального. Все действительно произошло в нашем доме, Игорь проявил невероятную догадливость, – иронично заметил Дэниэл. Лицо парня исказила свирепая гримаса. Его начинало ломать. Агрессия росла в геометрической прогрессии. – Что еще ты хочешь знать, папа? Как? Мы приехали с вашего праздника, и решили продолжить дома. Я решил. И именно я пригласил друзей. Насколько я помню, ты никогда не одобрял мое окружение. Ну, мы выпили, кое-что приняли и нас занесло. Я не принимал участия, но и не остановил их. Все начиналось, как злая шутка, но закончилось весьма плачевно для одной маленькой идиотки. Я отключился в какой-то момент, а когда пришел в себя, понял, что мои друзья малость переборщили. Меня привезла сюда одна из проституток, которые видели достаточно, чтобы дать показания на суде. Они много интересного смогут рассказать. Слишком часто эти особы бывали в нашем доме. Как в отсутствии моей жены, так и при ней. Они с радостью поведают судье, как я избивал Кристину, как издевался над ней, как она молчала и никому не жаловалась. Ты такой правды хочешь, отец? А? Пусть меня судят. Я готов. Но готов ли ты?

От яростного пренебрежения в глазах Дэниэла, Джон чуть не задохнулся. Он замахнулся, но не ударил сына, опустив руку.

– Не смей меня называть отцом, – свирепо прошипел он, отшатнувшись в сторону.

– Отлично, но это не освобождает тебя от ответственности. Не отводи глаза, посмотри на меня. Ты вырастил меня, ты воспитал. Так задай себе вопрос, почему я такой? И кто в этом виноват? Или ты не видишь никого, кроме своей шлюхи. Ну же, вызывайте ментов. Чего вы ждете?

– Значит, ты этого хочешь? – выпрямившись, Джон сумел совладать с собой и посмотрел на Дэниэла, как на никчемное насекомое. – Тебе мало того, что ты сотворил с бедной девочкой. Ты хочешь публичного унижения. Кого ты наказал, Дэниэл, кроме самого себя? Ты думаешь, что в тюрьме ты сможешь забыть о том, что сделал? И все для того, чтобы причинить боль мне и Вике? Зачем?

– Просто так, – усмехнулся Дэниэл. – Приятно помучить двух таких благородных идеальных до омерзения людей. Только ты многое забыл, отец. Моя мать умерла не от рака, а от того, что потеряла надежду, когда ты спутался со смазливой русской шлюхой. И не надо врать, что начал трахать ее уже после нашего переезда в Россию. Мама знала, что ты ей изменяешь и поэтому опустила руки. Эта тварь отняла у меня всё. И теперь я сделал с ней тоже самое.

– Ты отнял все, не у Виктории, Дэн, а у себя самого. Это свою жизнь ты только что угробил собственными руками. Я всегда знал, за что ты ненавидишь Вику. И не стану ни в чем оправдываться. Ты понятия не имеешь, что я пережил за время болезни Мод. И не тебе судить. Я уверен, что Алисия никогда не винила меня ни в чем. Я делал невозможно, чтобы она жила. А насчет Виктории. Я не планировал женится на ней. Я никогда не был глупцом, чтобы поверить, что молодая красивая женщина может бескорыстно полюбить потрепанного жизнью старика. Но ей удалось меня убедить. И хочу тебя разочаровать, Дэн. Я в курсе о вашей короткой интрижке, случившейся пару лет назад. И я еще помню, что такое страсть, и то, как трудно противостоять ей. Но страсть проходит. Вика сама мне рассказала. Ей было очень стыдно, и она не сразу поняла, что ты пытаешься через нее отомстить мне. Ты ведь уже похоронил меня. И только и ждал, когда завладеешь моей компанией и деньгами. Тебе всегда было мало. А принять, что доля наследства достанется Вике и ее дочери, оказалось выше твоих сил. Я устроил вашу свадьбу, чтобы умерить твой эгоизм, я надеялся, что ты успокоишься, поняв, что никто ничего у тебя не отнимет, и деньги останутся в семье. Если бы я знал.... Не Виктория твой враг, Дэниэл. И не я. А ты сам. – Джон сделал паузу, чтобы прочистить горло. – Скажи, за что ты наказал Кристину?

– Она ее дочь. И согласись, ты не зря устроил обучение за границей, ты готовил Кристину, хотел отдать ей все, – ледяным тоном произнес Дэниэл. В глазах его полыхали искры гнева.

– Какой же ты дурак. Я люблю Кристину, как дочь. И заставил тебя на ней жениться, только потому что ты уложил ее в постель, когда ей едва исполнилось семнадцать. Наивная, неискушенная девочка была легкой добычей, не так ли?

– Не так уж она и наивна. Кристина просто дура. Другая ушла бы.

– Но она не другая, и она любила тебя.

– Я не просил никого любить меня, – сквозь зубы прошипел Дэниэл.

Дэниэл долго смотрел в глаза отца. Он сделал все, чтобы заставить его ненавидеть себя, окончательно разорвать все связи. Дэниэл жаждал облегчения, но его чувства были далеки от освобождения. Месть не принесла радости. И, черт, он вовсе не собирался заходить так далеко. Если бы не наркота, которую принесли его приятели, ничего бы не произошло. Он просто потерял голову. События завертелись, как страшный сон. Дурман владел им и сейчас. Дэниэл не понимал, что говорит и делает. Реальность еще была далека, расплывчатая и туманная. И он не хотел трезветь и возвращаться.

Игорь Журавлев, молчаливо наблюдающий за разговором отца и сына, неловко кашлянул, привлекая к себе внимание. Джон повернулся к доктору и уверенно посмотрел в глаза.

– Игорь, вы не станете никому сообщать об обстоятельствах трагедии. И забудете обо всем, что видели и слышали сегодня, – безапелляционно произнес Джон Норман.

– Но… – с сомнением начал Журавлев, в глазах его мелькнуло разочарование.

– Это все, Игорь. Достаточно с нашей семьи позора. Лучшим наказанием для Дэниэлом станет то, чего он боится больше всего.

Джон снова посмотрел в исполосованное царапками лицо сына.

– У тебя больше нет отца, нет денег. Выживи, если сможешь.

Брови Дэниэла вопросительно взметнулись. Он ожидал совсем другого исхода. Он хотел резонансного скандала, прилюдной экзекуции, публичного полоскания имени Норманов во всех газетах страны. Полнейшее равнодушие било сильнее, чем упреки и удары. И это все?

– Выживу, – пообещал Дэниэл, разворачиваясь. Покидая кабинет главврача, он ни разу не обернулся.

 

Его шаги были уверенными, хотя все существо бунтовало. Голова раскалывалась от давящей боли и хаотично скачущих мыслей. Куда идти? Что делать? Дэниэл стремительно шел по коридору, не обращая внимания на любопытные взгляды медперсонала и пациентов. Какое ему дело до всех этих людишек? Он никогда не был озабочен тем, что подумают или скажут о нем.

Дэниэл задержался только перед стеклянными дверями реанимации. Там, подключенная к аппарату, облепленная трубками, лежала его жена. Болезненный спазм сжал его желудок, горло обожгло незнакомым чувством.

Дэн помнил ее ребенком, а она только что потеряла своего, нерождённого. Их ребёнка. В голове не укладывалось, он не мог принять такую истину. Он запрограммировал себя на ненависть ко всему, что связано с Викторией. Кристина была ее дочерью. Черт, не была, а есть. Она все еще есть. Все еще здесь. Черные волосы рассыпаны по подушке, вместо лица кровавая маска. Перед глазами возникло внезапное воспоминание. Истекающее кровью, покрытое синяками, сломанное тело на растерзанной кровати, тяжелое дыхание и прикованные железными браслетами руки, хриплый шепот разрывал воспаленный слух:

– Я умираю, Дэниэл. Вызови врача. Пожалуйста, вызови…

Вот и все, что она сказала. Ни слез, ни упреков, только мольба. Он думал, что Крис молила за себя и ошибся. Крис ни жила для себя ни одной минуты своей жизни.

Прижавшись лбом к стеклянным дверям, Дэниэл закрыл глаза, прогоняя жестокое виденье. Он хотел уйти, но не нашел в себе сил даже пошевелиться. Подняв глаза, он снова посмотрел на бесчувственную неподвижную девушку. И совсем другое воспоминание пронзило мозг.

– Я люблю тебя, Дэниэл, – сияющие голубые глаза смотрели на него со слепой доверчивостью. Солнце обжигало глаза. Июльское утро, бассейн, он сидел в шезлонге, она у него на коленях, и ее черные, как смоль, волосы ласкал ветер.

Боже, как давно это было. Но нет. Всего год. Все-таки ему удалось сломить ее веру в него. Не стоило бороться с ним. Малышка Крис проиграла бы в любом случае. Она всегда верила, что за своей жестокостью он прячет боль. И ее уничтожило именно то, что она оказалась слишком близка к истине.

– Живи, – прошептал он одними губами, и резко пошел прочь.